— Что вы можете сказать о различных религиях? — прозвучал первый вопрос.
— Ничего. Никаких религий, в сущности, нет. Существует высшая истина.
— Почему вы уверены, что адепты других религий боятся того, о чем вы говорите в своих лекциях?
— Потому что эти люди — фанатичные материалисты.
— Вы считаете, что Иисус не был Сыном Божьим?
— Да, не был. Ибо все мы — сыновья и дочери Бога.
— Можно ли из ваших слов сделать вывод, что Иисус не был святым?
— Как раз наоборот. Следующий вопрос.
— Что вы можете сказать о франкмасонах?
— Как только начинают задавать подобные вопросы, я всегда бываю вынуждена распрощаться. Читайте мои книги. Спасибо, до свидания.
С этими словами Блаватская покинула сцену, пройдя за кулисы. Публика разошлась. В этот момент перед Дойлом возникла невысокая, нарядно одетая дама:
— Доктор Дойл?
— Да.
— Меня зовут Дион Форчун. Елена Петровна хотела бы поговорить с вами. Следуйте за мной.
Дойл молча повиновался. Имя женщины было ему знакомо, она была одним из учредителей лондонской ветви Теософского общества, а также автором нескольких статей по проблемам изотерии. Проходя мимо сцены, Дойл обратил внимание, что примелькавшаяся ему индуска рассматривает книги.
Рукопожатие Блаватской было крепким и дружеским. Она посмотрела на Дойла с тревогой и пониманием:
— Я очень рада встрече с вами, доктор Дойл.
Представив Дойла, Дион Форчун расположилась на стуле у двери. Они находились в тесной гримерной по соседству с котельной, из которой доносился непрерывный гул. Внушительных размеров баул, потертый во время бесчисленных переездов, лежал на столе. В нем заключался весь багаж Блаватской в ее вояжах по свету, ничего лишнего, вещи сугубо необходимые.
После приветствия Дойл подумал, что нужно немедленно сообщить Блаватской о том, что произошло в Лондоне.
— Петрович убили, — выпалил он без всяких предисловий.
Лицо Блаватской заметно напряглось. Опустив глаза, она попросила поведать о случившемся во всех подробностях. Пересказав все в деталях и не удержавшись от собственного комментария, Дойл выложил на стол перед Блаватской коробочку с ядовитыми пилюлями. Внимательно осмотрев и понюхав пилюли, Блаватская покачала головой. Потом предложила:
— Доктор, не хотите выпить? — и достала из баула бутылку. — Это водка, — сказала она.
— А я почему-то думал, что ваше учение запрещает употреблять крепкие напитки, — с улыбкой заметил Дойл.
— По большей части все духовные проповеди — чушь собачья. Нам приходится выживать в этом мире такими, какими мы родились на свет. Я — человек русский и неприхотливый. Водка меня иногда очень выручает. Ваше здоровье, доктор.
Опрокинув рюмку, Блаватская наполнила ее снова. Дойл пил водку маленькими глотками. Дион Форчун к ним не присоединилась.
Блаватская села на стул и достала сигару.
— Вы хотите рассказать мне еще что-то, правда? — спросила она, закуривая.
Дойл благодарно кивнул, признательный за глоток горячительного, который придал ему сил, и заговорил. Блаватская слушала его не прерывая. Лишь однажды она попросила описать как можно подробнее то, как были разложены внутренние органы несчастной проститутки. |