— Здесь можно было бы устроить музей ремесел, — прервала молчание старая учительница.

— Это моя территория, — возразил Веджворт. — И пока мы с Лесли живы, мы никого сюда не пустим.

— Но согласись, Батл, тебе ведь одиноко, ты бы больше был на людях.

— Чушь! Мне никто не нужен, кроме Лесли. Что она там так долго возится. — Батлу казалось, что отсутствие Эйбел слишком затянулось, что у Лесли участилось дыхание.

Дверь приоткрылась, и на пороге возникла Эйбел с дымящимися ведрами в руках.

— Ты слишком нетерпелив, Батл. Пусть остывает. — Она указала на ведра. — Я займусь уколами, а ты, — обратилась она к Батлу, — приготовь клизму. Речел, ты подержишь голову Лесли. Я буду делать внутривенные.

Все захлопотали. Батл постепенно успокоился и на удивление Речел беспрекословно выполнял указания Эйбел.

Через полтора часа, когда все процедуры были закончены, а старик собственноручно вымыл стойло Лесли, когда ему была постелена свежая подстилка, мул впервые за последние сутки встал на ноги и потянулся мордой к Эйбел, которая не ожидала ничего подобного и не успела отскочить. Но Лесли и не собирался делать ничего плохого. Он лизнул ей руку и с достоинством направился к дверям.

Батл, не верящий своим собственным глазам, смущенно отводя взгляд в сторону, заявил, что им с Лесли необходимо погулять.

— Ты переупрямил своего мула, Ричард, — вздохнула мисс Тимонс.

— А мы не на состязаниях, — парировал Веджворт, к которому после того, как миновала опасность, нависшая над его любимцем, вернулось его обычное состояние непримиримости, делавшее его в сущности почти невыносимым.

Но жители окрестностей Уилкс-Баррс давно смирились с его нравом. Ему прощалось все по двум причинам. Во-первых, старожилы помнили, каким он был в молодости. Не случайно смелый, решительный Ричард Веджворт получил прозвище Батл. Он не только мог постоять за себя, но и защитить более слабого. Ну а сильные находили в нем достойного противника. Прозвище к нему так приросло, что теперь лишь немногие помнили его настоящее имя. Мисс Тимонс была в их числе.

Вторым смягчающим обстоятельством служила череда трагических событий, обрушившихся на несчастного Веджворта.

Для Эйбел Батл был прежде всего отцом Джейка. Как бы он себя ни вел теперь, после гибели сына, она знала, что, утратив его, старик потерял все. Жизнь для него превратилась в бессмысленную смену дней, ночей. Несмотря на словесные перепалки, бесконечно грубые выходки свекра, Эйбел постоянно ощущала, что их объединяет нечто большее, чем даже кровные узы. Она не обижалась на старика. Вот и теперь, когда за Батлом закрылась дверь, она произнесла вслух то, что всегда первым приходило ей в голову в связи с очередным «наездом» Батла, а поскольку они случались каждый божий день, то и сентенция эта стала для Эйбел как бы нормой отношения к Веджворту.

— Он стар, слаб, болен. Но кто знает, какими будем мы в его возрасте…

— И все-таки ты его балуешь. По-твоему выходит, что ему все позволено, — возразила мисс Тимонс.

— Нет, нет. Он все прекрасно понимает, что скандалы — форма протеста в конечном счете.

— Против чего? — удивилась старая учительница.

— Он не может смириться с тремя вещами — своей немощью, старостью Лесли и моим отъездом.

— Ты окончательно решилась?

Эйбел задумалась. Последние сутки внесли существенные коррективы в ее планы. Странно, что она даже не вспомнила, не рассказала Десмонду о своем намерении покинуть эти места навсегда. Она неопределенно покачала головой, потом, улыбнувшись, призналась:

— Появились новые обстоятельства, боюсь, что они крупно изменят не только мои планы на ближайшее будущее.