Я увидел ее первым: она шла по направлению ко мне, в джинсовом костюме, с сумкой на плече, солнце золотило ей волосы. Увидев меня, она остановилась и слегка прищурила глаза за стеклами очков, как будто хотела убедиться, что это действительно я. Ее темно‑русые волосы были коротко подстрижены, и в них виднелась седина, которой не было при нашей прошлой встрече.

Мы коротко обнялись и немного поудивлялись друг другу, как это бывает со старыми друзьями, когда вытатуированные временем знаки уже невозможно скрыть: они острым ножом вырезаны на лице, да и не только на лице.

Она смущенно улыбнулась:

– Извини, я немного опоздала. Мама старая… Нужно было кое‑что сделать, помочь…

– Ничего страшного.

Она показала на скамейку:

– Может, присядем? Вон там, на солнышке.

– Давай.

– Ты, наверное, удивлен, что я тебе позвонила?

– Да. Столько лет прошло…

– Всего лишь десять.

– Ну, для меня это много. Десять лет.

– Вот как?

Она выжидающе посмотрела на меня, но я не стал ничего объяснять.

– Ты сказала, что хочешь поговорить о чем‑то важном, – вернул я ее к теме разговора.

– Да. – Она немного помолчала, пока мы усаживались на скамейку. – Ты помнишь Яна‑малыша?

Я вздрогнул:

– Ты еще спрашиваешь!

– Ну… Это был риторический вопрос.

– Полгода он был почти как наш собственный ребенок.

Она покраснела. Я сказал это не для того, чтобы заставить ее покраснеть, а потому, что так оно и было на самом деле.

Ян‑малыш. Шестилетний, семнадцатилетний – и теперь?… Сколько же ему?

– Так о чем ты хотела поговорить?

Она вздохнула:

– Он в розыске. За убийство.

– О, черт! Опять?

– Да, Варг, опять. И это еще не все. У него нашли что‑то вроде списка приговоренных.

– То есть он намерен убить еще нескольких человек?

– Может быть… Впрочем, да, именно этого он и хочет. И один из них – ты.

– Что?!

На мгновение у меня потемнело в глазах. Затем я пришел в себя и медленно окинул взглядом фьорд Бю и заодно – события двадцатипятилетней давности. Я чувствовал, что солнце греет мое лицо, но внутри меня сковал холод, да он, собственно, никогда меня не покидал – холод упущенной весны.

2

Впервые я повстречался с Яном‑малышом жарким душным днем в июле 1970 года. Меня и Эльзу Драгесунд отправили провести беседу с нерадивыми родителями в Ротхаугский жилой комплекс – громадный серый многоквартирный дом недалеко от школы. Кто‑то из соседей пожаловался в коммуну, а соцотдел переслал заявление к нам.

Эльза, резкая, но в общем добродушная женщина, в том году – едва за сорок, с рыжеватыми волосами и приверженностью к слишком яркой одежде, работала в службе охраны детства дольше всех нас. Сам я тогда был еще новичком.

Мы вошли в подъезд, темный и прохладный (очень кстати в такой день – было 25 градусов в тени), поднялись на второй этаж. Табличка с фамилией жильцов на двери отсутствовала. Сквозь матовое стекло до нас доносилась громкая музыка. Пришлось нажать на звонок несколько раз, пока внутри не раздались нетвердые шаги. Дверь распахнулась, и в проеме появилось землистое лицо.

– Кого еще черт принес?

Эльза приветливо улыбнулась и сказала:

– Вы Метте Ольсен?

Женщина окинула нас пустым взглядом. Она была очень худа и горбилась, будто у нее сильно болел живот. С трудом можно было догадаться, что она блондинка: настолько грязны были ее спутавшиеся волосы. На ней были джинсы, которые как минимум месяц не знали стирки, и растянутая футболка.