— А посмотрите, какой у него, бедняжки, вклад! — с возмущением сказал сержант. В голосе его не было даже и следа зависти.

Аввакум взглянул на последнюю цифру в сберкнижке. Действительно, на такие деньги бывший кок преспокойно мог купить себе «Волгу», и еще бы осталось.

— Составили протокол? — помолчав, спросил Аввакум.

— Так точно, — вытянулся сержант.

— А как ведет себя повар?

— Воет, — сержант пожал плечами. — Воет, как солк, товарищ майор.

Аввакум сделал несколько шагов по комнате:

— Отправьте его немедленно в арестантскую Управления, — сказал он. — И не снимайте с него наручники.

Итак, кто убийца?

Труп и взаправду казался утопленником, запутавшимся в каких-то отвратительных водорослях. Аввакум отвернулся и опять закрыл глаза.

Убийца… Найти его не так уж трудно. Есть следы. Другое было сейчас куда важнее, и об этом следовало сейчас думать, — шифрограмма. Шифрограмма давала инструкции кому-то: замыкался круг, выполнялось задание, грозящее опасностью государству.

Но где и когда?

Может быть, это должно произойти в ближайшие часы.

Сейчас некто сидит где-нибудь в темноте, слушает, как барабанит по стеклам дождь, и самодовольно улыбается своей ловкости. Подобно хорошему шахматисту. Он объявил противнику мат и теперь имеет полное право спокойно выкурить свою трубку.

Интересно, вернулась ли уже Очаровательная Фея домой? Завтра вечером она будет танцевать в «Спящей красавице» и этой ночью должна хорошенько выспаться. А проклятый дождь пусть идет — его шум убаюкивает.

Но зачем он старается заговорить себя? Ведь от профессорского стола его отделяют лишь каких-то два шага. Он должен сделать их, в конце концов, и убедиться собственными глазами, что там ничего не осталось. Если это так, то субъект, который сидит сейчас в тепле, может спокойно курить свою трубку. Время работает в его пользу.

Аввакум выпрямился, обошел кресло и остановился с левой стороны. Сейчас весь стол был у него на виду.

Телефон, арифмометр и пепельница были не в счет, так же как логарифмическая линейка и стакан с цветными карандашами.

Но зато все остальные предметы следовало тщательно проверить. Их было не так уж много. Томик Ларусса, первый том Большой энциклопедии, теория вероятностей и уже знакомые латинский словарь и грамматика.

От этих двух книг на него словно повеяло смертельным холодом — шифрограмма, очевидно, была составлена из условных слов по-латыни. Сложнее этого невозможно придумать.

Кроме книг, на столе в беспорядке лежали десятки черновиков, исписанных бесконечными колонками цифр.

Ведь, чтобы расшифровать, например, три колонки пятизначных цифр, возведенных в десятую степень, требовалось множество вычислений, — ими можно было исписать страницы самой толстой тетради. И сейчас перед ним как раз лежали кипы листов с вычислениями, но в своем хаотическом беспорядке они не говорили абсолютно ничего. Все же он начал собирать разбросанные черновики и даже попытался придерживаться какой-то системы, которая на самом деле существовала лишь в его воображении.

И в тот миг, когда он уже сознавал всю бесполезность занятия, в тот миг он заметил раскрытую тетрадь, лежавшую возле арифмометра под стопкой чистой бумаги.

Аввакум схватил тетрадь с такой прытью, словно там отчетливыми буквами была изложена тайна жизни. Листы скрепляла спираль из тонкой проволоки. Но от первого листа сохранились лишь мелкие остатки между витками.

Все остальные листы сохраняли белизну.

Мог быть исписан лишь один лист, а его оторвали.

Разделавшись с профессором, убийца поспешил уничтожить именно его.