Они поднимались кверху, сливаясь, образуя какую-то спиральную галактику, и исчезали за его спиной. Сначала он наблюдал за ними рассеянно, затем начал следить с интересом. И, наконец, встал. Не было никакого сомнения в том, что за его спиной существует какая-то тяга. Потому что весь дым, хоть и медленно, но неизменно уплывал в одном и том же направлении — к огромному окну.
Закрытое окно не может притягивать к себе дым. Значит, или рамы были неплотными, или имелось отверстие.
Аввакум подошел к окну. Справа в стекле, на высоте его груди, зияло идеально круглое отверстие, диаметром около пяти миллиметров. Хотя оно было крохотное, но из-за разницы между внешней температурой и температурой комнаты возникала сильная тяга. Аввакум потрогал его мизинцем. Края отверстия были гладкими, словно их отполировали изящной пилочкой для маникюра. Не приходилось сомневаться, что отверстие образовалось от пули, выпущенной с очень небольшого расстояния, или пули с заостренной головкой.
В это время Аввакум почувствовал у себя за спиной тяжелое дыхание полковника.
— Полюбуйтесь, — усмехнулся он и отступил в сторону.
Полковник считался большим специалистом в области огнестрельного оружия. Он исследовал отверстие, посопел и сказал:
— Это сделала пуля, выпущенная из бесшумного двенадцатикалиберного пистолета. Я знаком с этой системой. Головка у пули заострена, словно шило.
Аввакум знал, что такая пуля стирает пробитое стекло в микроскопическую пыльцу, которую рассеивает веретенообразным движением так, что невозможно обнаружить ее даже с помощью лупы.
Сняв телефонную трубку, Аввакум набрал номер служебного морга и спросил у доктора о форме пули.
— С заостренной головкой, — ответил тот. Он только что извлек ее из области левой лопатки.
— Есть там следы царапин? — спросил Аввакум.
— Да, — ответил доктор, — на конусе.
— Я пришлю за ней нарочного, — сказал ему Аввакум и положил трубку.
— Итак, дело обстоит следующим образом, — начал полковник, и лицо его приняло вдохновенное выражение. Он указал рукой на спинку стула. — Эта точка соответствует месту, против которого находилось сердце профессора. Если мы проведем воображаемую прямую через отверстие в стекле, где она закончится? Линия закончится по ту сторону дороги, за канавкой. Точно вон у той толстой старой сосны. Я уверен, что убийца стрелял именно оттуда.
— Едва ли, — сказал Аввакум. — За этой сосной стоял ваш сержант.
Выражение вдохновения мигом слетело с лица полковника. Теперь он походил на человека, который разглядывает узор на ковре, словно там изображено что-то очень печальное. — Что же тогда? — спросил полковник. — Я ничего не понимаю.
— Я тоже, — тихо сказал Аввакум.
Лейтенант щелкнул каблуками и попросил у полковника разрешения войти. Передав Аввакуму пакет, запечатанный красным сургучом, и сообщив ему, что фотокопия отпечатков пальцев будет готова завтра утром, ушел.
Когда за ним захлопнулась дверь, Аввакум вскрыл пакет и вынул фотокопию листка, вырванного из тетради, и коротенькую записку начальника лаборатории. Записка была адресована полковнику Манову, но тот велел Аввакуму прочитать вслух: «Посылаю Вам фотокопию приложенного здесь листка из тетради. При химической обработке лицевой стороны некоторые буквы остались непроявленными из-за слабого следа на ткани бумаги. Приложение: обработанный лист и фотокопия. С уважением…»
На фотокопии был виден крупный и неровный почерк профессора: «Flo es Vi chae A rorae».
Полковник, прочитавший текст через плечо Аввакума, с досадой всплеснул руками.
— Попробуй-ка разгадай! Да тут и сам Навуходоносор, если воскреснет, ничего не поймет!
— Это текст шифрограммы, — сказал Аввакум. |