Внезапно он уверился, что этот Новый Мир – реальность. Наверно, не такая, как в книгах Ефремова или Азимова, не благостный рай коммунизма и не империя на всю Галактику, а что-то более земное – возможно, не без проблем и не сулящее каждому горы счастья среди равнин справедливости и братской любви. Он не знал и даже представить не мог, чем занимаются люди в этом Новом Мире, хороши они или плохи, или, как в его времена, намешано в них разное, доброе и злое, отвага и трусость, подлость и благородство, талант и бездарность в определенной генами пропорции. Таких деталей он не знал, однако не сомневался в их соразмерности с природой, в их человеческом, а не пигмейском естестве. И этого было достаточно.

    – Два часа, – сказала Эри, высветив таймер на своем браслете. – Что мы увидим, Дакар?

    – Вспышку света. Нечто подобное сиянию.

    – Такое же, как выплески на силовом экране?

    – Н-нет, не думаю, – с запинкой произнес он. – Понимаешь, солнышко, мне неизвестно, как это выглядит со стороны. Мне сказали: призрачная сияющая колонна…

    – Кто сказал?

    – Мой друг, с которым я находился в этой камере тысячу лет тому назад. Ученый, обнаруживший это странное явление. Ему хотелось, чтоб я тоже увидел феномен, а вместо этого произошло совсем другое. Дьявол под руку толкнул… или скорее дал хорошего пинка.

    – Явление! – буркнул Хинган, ворочаясь в кресле. – Не знаю, откуда ты сам явился, парень, но если ты что-то и когда-то видел, то все это сгнило и рассыпалось, как хлам в Отвалах. Тысяча лет! Подумать только, крысиная задница!

    – Данный феномен не стареет со временем, – произнес он с улыбкой, – и этому есть причины. Увидите сами. Через минуту или, возможно, через…

    Сияющий полупрозрачный вихрь, лезвием света прорвав темноту, взметнулся посередине камеры. Он в самом деле выглядел колонной из хрусталя неимоверной чистоты, но не статичной, не застывшей, а словно бы теплой и живой; что-то перемещалось под ее поверхностью, кружилось, двигалось по сложным траекториям, словно мысль, созданная миллионами нервных импульсов, скользящая беззвучно и стремительно в необозримом пространстве мозга. Призрачные спирали, сетчатые поверхности, сгущения пятен, свернутые фестонами ленты вспыхивали и мгновенно гасли или, подчиняясь какой-то сверхсложной топологии, перетекали одна в другую; их пляска была загадочной, быстрой и молчаливой. На миг ему показалось, что он различает что-то знакомое, подобный бабочке аттрактор или иной фрактальный объект, но это мгновение было таким безумно кратким! Как, впрочем, и жизнь этой сияющей структуры, разорвавшей беспросветный мрак.

    Хрустальная колонна исчезла. Они сидели, потрясенные; в горле Хингана что-то хрипело, булькало и клокотало, пальцы Эри вцепились в его плечо, а сам он чувствовал, как в груди, под сердцем, медленно тает ледяной комок. Все-таки явился, явился! Фантом, феномен, мираж… Должно быть, тогда, когда он стоял рядом с Дотом – и если бы остался там стоять! – впечатление не оказалось бы настолько сильным и ошеломляющим: камера была пять метров высотой, а этот выплеск – втрое выше человеческого роста.