Калум, вспомнив откровения Лидии, криво улыбнулся.

— У меня аналогичная проблема, — буркнул он в трубку. — Тоже надо избавиться от одной особы. Но ты не беспокойся. Есть шанс убить двух птичек одним камнем. Короче, оставь это дело мне.

Джимми вернулся минут через десять. Вид у него был несколько ошарашенный.

— Ты все правильно говорил об этом городе. — Выйдя из клуба, он столкнулся со спешащей с работы толпой, заметил выходивших из дверей пабов пьяниц и лежавших на тротуарах у стены бомжей. — Никогда не видел, чтобы такое множество людей толклось на нескольких квадратных футах асфальта. — Плюхнувшись в кресло, он устало потер лицо рукой и спросил: — А куда подевалась твоя подружка?

— Это не моя подружка, парень. — Калум старался не демонстрировать приятелю своего разочарования оттого, что Лидия смылась.

— Слава богу! — Громоподобный голос Джимми мигом перекрыл все разговоры в баре. — Не хотел тебе говорить, но она через минуту после того, как мы познакомились, предложила мне с ней переспать.

— Неужели? — Калум, хотя и ощутил укол ревности, снова воспрянул духом. Коли Лидия раздает такие авансы малознакомому человеку, то для него, Калума, тоже еще не все потеряно. Возможно, ему удастся все-таки затащить ее в постель. По той, однако, причине, что Лидия ушла и проверить теорию на практике не представлялось возможным, Калум решил снова заняться Джимми и уговорить его подольше пожить в Англии.

Джимми не был ярым поклонником выпивки, но сегодня выпить ему было просто необходимо — чтобы сбросить с плеч усталость и немного расслабиться. Слушая во второй раз рассказ Калума о его наполеоновских планах, он сам не заметил, как опустошил несколько бутылок пива, а потом с легкой руки приятеля отлакировал все это парой рюмочек виски. По мере того как пустели бутылки с пивом, язык у него развязывался все больше и его оглушительный голос гремел в баре все чаще.

— Странное дело, — пророкотал он. — Прошло всего две недели с тех пор, как умер мой отец, а я о нем почти не вспоминаю.

— Правда? — равнодушно спросил Калум, которого это обстоятельство ничуть не удивило, поскольку о своем отце он не вспоминал годами. Удивило его другое: то, что Джимми разоткровенничался.

— Когда отец умер, я прилетел на Барбадос и стал прибираться в его доме. Просто для того, чтобы чем-нибудь себя занять. Думал, это поможет мне совладать с печалью. Ну так вот, разбирая его вещи, я нашел такое… прямо и не знаю, как сказать… Нечто совершенно ужасное… Я нашел у него видеокассеты, — пробормотал великан, с шумом втягивая в себя воздух. — Много. На них были запечатлены мой отец и… — Джимми покачал головой. — Неужели не догадываешься? Девушки, вернее, девочки — мой отец всегда любил молоденьких. Он включал видеокамеру и трахался с ними, а потом на досуге просматривал записи. Кассет было штук сто — все с наклейками с указанием имени девочки и дня, месяца и года, когда была сделана запись. Они стояли на полках в алфавитном порядке. Собственно, только на этих полках порядок и был. В остальном же дом напоминал помойку. Я сжег эти кассеты. Все до одной. Вот так… — Джимми помолчал, шмыгнул носом и добавил: — Не знаю, зачем я все это тебе рассказываю? Ты уж извини. — Он поднялся с места и, сгорбившись, поплелся в туалет.

Калум продолжал сидеть с прежним равнодушным выражением лица, хотя на душе у него было муторно. Вот, оказывается, кем был старый Па Сильвиан. Педофилом — вот кем. И кто бы мог подумать?..

Ему захотелось уехать из Лондона прямо сейчас — бросить все и уехать.