Одетта подумала, что Лайэм вовсе не такой плохой человек, как кажется. Подхватив его под руку, она двинулась вместе с ним по направлению к Хидден-фарм. В определенном смысле она была даже рада, что Лайэм отвлек ее от мыслей о Калуме. К чему причинять себе лишнюю боль? Однако принимать ухаживания Лайэма ей тоже не улыбалось.

— Ты только ничего не забирай себе в голову, — сказала она на всякий случай. — У меня есть парень. Большой и сильный.

— А почему он не приехал с тобой на свадьбу?

Одетта снова подумала о Калуме. Она не имела ни малейшего представления, где он сейчас находится. К тому же он никогда не был по-настоящему ее парнем, вдруг с душевной болью осознала она. Он был скорее неким символом, нежели человеком из плоти и крови.

— Он инструктор по рукопашному бою и служит в армии далеко от Лондона, — сказала она, отсекая таким образом все возможные вопросы на эту тему.

Ферма Хидден-фарм — или Вилла, как называли ее местные обыватели из-за непривычной архитектуры, — была все-таки слишком мала, чтобы вместить всех приехавших на свадьбу гостей. По этой причине Ситтоны соорудили неподалеку от дома огромный брезентовый шатер, напоминавший передвижной цирк-шапито. Когда Лайэм и Одетта, откинув полог, вошли внутрь, первые четверть часа ушли у них исключительно на обмен привычными формулами вежливости с гостями дома. В устах Лайэма это звучало примерно так: «Какпоживаетесэрледирадвасвидеть».

Одетта же, здороваясь и знакомясь с людьми, стремилась подобрать для каждого нестандартные, идущие как бы от сердца слова. Она двигалась словно по кругу, улыбаясь, шутя, рассыпая комплименты и очаровывая. Она похвалила шляпку матери Стэна, сказала комплимент Макджилли-старшему относительно его мешковатого костюма и сообщила Саскии и Стэну, что они заслуживают счастья, потому что они чудные и выглядят, как два ангелочка. Только в самый последний момент, когда Одетта заканчивала этот своеобразный обход, она обнаружила, что за ней в кильватере следует старший брат Феликса Сильвиана. Тот самый, что наводил на нее ужас своим громоподобным голосом. Так же, как и она, он здоровался с гостями и пожимал им руки.

— Это было великолепно, — громогласно заявил он. — Я наблюдал за вами, открыв рот, и не знал, то ли плакать от восторга, то ли аплодировать.

— Вы на что это намекаете? — спросила Одетта, растягивая рот в любезной улыбке. При ближайшем рассмотрении этот детина показался ей весьма привлекательным. В нем было нечто от деревенского сквайра, помешанного на охоте и рыбалке.

— Я намекаю на то, — сказал здоровяк, просверлив ее своими голубыми глазами, — что вы здесь всех просто очаровали. Будь вы торговым агентом, вам удалось бы втюхать этим людям даже самый залежалый товар. Так что же все-таки вы хотели им продать, а?

— Счастье, мистер Сильвиан, — ответила Одетта, храбро встречаясь глазами с пронизывающим взглядом гиганта. — Я говорила им то, что они хотели от меня услышать, подчеркивая лучшее, что в них есть, и оставляя без внимания дурное. — Схватив с подноса проходившего мимо официанта два бокала с шампанским, она протянула один из них мужчине и сказала: — Давайте выпьем за счастье. Итак, мистер Сильвиан, будьте счастливы.

И тогда он сказал одну чрезвычайно странную вещь, к которой потом Одетта неоднократно возвращалась мыслями:

— Как же я могу быть счастлив, мисс Филдинг, коли печальны вы? У меня даже сложилось такое впечатление, что вы, торгуя столь эфемерным товаром, как счастье, всякий раз предлагали вместе с ним еще и часть собственной души. А душу, раз продав, назад не выкупишь — вы уж мне поверьте, я знаю.

Сказав это, он повернулся на каблуках и пошел к своим братьям, которые, желая подшутить над гостями, переставляли на столах таблички с именами приглашенных.