Любой, кто стоял между ними и мной, был дичью, охота на которую разрешена.

Нет, хотела сказать я, не убивайте их. Но как я могла это сделать? Как я могла связать друзьям руки, когда ждавшие снаружи волки готовились убить их?

— Вот теперь ты видишь, — сказал Вилсон, поднимая мой стул. — Теперь ты понимаешь. Мы очень сильны. А сила в ком? Сила — во мне!

Во мне.

Во мне.

Во мне.

Слова эхом отдались в моем сознании, и в ту же секунду я поняла, что нужно делать.

Глава

ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Я подумала, что Вилсон на самом деле не представлял, что значит быть живучим. Он не знал, как это можно использовать, кроме как для чего-то, связанного с кровью.

А я знала.

Я закрыла глаза и подумала о Чейзе. Подумала о Вилсоне. Подумала о Мэдисон, улыбающейся шестилетней девчонке, и о Мэдисон — девушке-призраке, которая приветствовала меня, когда я очнулась. Подумала о том, что это значило для меня самой — быть выжившей, и швырнула свое сознание наружу. Силу Вилсона начало корчить. Мерзкая. Темная. И эта темнота излилась кровью на остальных, покрывая их пятнами.

Мэдисон прыгнула. Чейз перехватил ее в воздухе. Они вцепились зубами друг другу в горло. Слева от них Лейк прицелилась и выстрелила в одного из волков — маленького, но очень злого. Мои друзья и волки Вилсона сошлись в схватке, их команды пульсировали в моей голове и в моих венах, и вскоре только их я и могла различать.

Защищать.

Защищать.

Повиноваться.

Повиноваться.

Спасти Брин.

Убить всех.

Не знаю, откуда взялся этот всплеск силы, но задаваться вопросами я не стала. Я просто развела руки в стороны, натянув веревки, и они лопнули — с такой яростью мать отбрасывает машину, надвигающуюся на ее малыша. Что-то яростное и дикое — вихрь энергии, ярости и чего-то пульсирующего, пульсирующего, пульсирующего, чему я не могла дать название, — охватило меня. Я вскочила со стула. Но вместо того, чтобы вцепиться в глотку Вилсона, вместо того, чтобы убить его, я бросилась к двери.

В списке моих дел расплата не стояла на первом месте. Первым стояло спасение, ведь сейчас так много было поставлено на карту.

— Стойте! — завопила я со всей силой, на которую были способны мои легкие.

Связь, соединявшая меня с Чейзом, Девоном и Лейк, хрустнула, и они замерли. Огорошенные, пораженные силой чего-то, повисшего в воздухе, нападавшие тоже остановились на мгновение.

А потом снова раздался приказ.

Повиноваться.

— Нет, — закричала я. — Вы не должны ему подчиняться. Вы подчиняетесь мне, а я сказала — стоп!

Я потянулась к Вилсону, к его связи с остальными и потянула ее к себе — потянула к себе их надежды и страхи, потянула к себе людей, которыми они были, пока монстр не изуродовал их. И приказала им стоять так же неподвижно, как стояли мои друзья.

— Что ты делаешь? — схватив меня сзади, зарычал Вилсон.

Очень медленно волки — его волки — отвернулись от моих друзей и посмотрели на него. Из горла Мэдисон вырвалось рычание, за которым последовал жалобный визг.

Она была озадачена: кто был здесь альфой — Вилсон или я?

— Думаешь, ты сможешь украсть их? — спросил Вилсон, и его взгляд помутнел, отчего он стал похож на ненормального.

— Нет, — сказала я. — Я не хочу, чтобы они стали моими. Я хочу, чтобы они стали сами собой.

У вас есть выбор. Слова перетекли из меня в волков, которыми я командовала: в Девона, в Лейк, в Чейза, во всех остальных. Вы можете выбрать: повиноваться, подчиняться, позволять кому-то принимать за вас решения или решать самим? Можете выбирать, кем хотите быть, с кем хотите быть соединенными, кому вы доверяете.