Каллум склонил голову набок, я кивнула, и мы побежали. С полмили мы бежали по тропинке, а потом Каллум резко свернул в заросли и поддал газу. Я бросилась вдогонку. И едва мы завершили пятимильную петлю, он пошел на новый виток.
— Неплохо для старика, — сказала я, задыхаясь. Уж я-то знала, что он может этим заниматься бесконечно.
— Сопля, — бросил он в ответ совершенно обычным тоном.
Уже очень давно мы не проводили время подобным образом: один на один и чтобы он не читал мне нотаций и не делал великих заявлений о моей жизни и моем будущем на его территории. Когда я была совсем маленькой, мы это делали чаще. Каллум учил меня драться. Мы бегали каждый день, и, когда я раскисала в самом конце, он нес меня на спине. Потом я становилась старше, и таких моментов становилось все меньше, а перерывы между ними становились все длиннее. Каллум отступил на шаг назад. Оставил меня с Эли. И большую часть времени занимался делами Стаи, к которым я не имела никакого отношения.
Я не хотела признавать, что для меня это было очень больно — устанавливать связь со Стаей, чтобы вернуть внимание Каллума. Это что, в самом деле? Он проводил время со мной, потому что сейчас мы были крепче связаны друг с другом или из-за тех условий, которые навязал мне? В чем здесь было дело? Или я была еще одной рутинной заботой, и альфа просто выполнял свои обязанности — так, просто маленькая сопливая девчонка, ничего больше?
— Я могу сама закончить, — сказала я. — Я уже много лет сама тренируюсь.
— Конечно же сама. Поэтому и темп сбросила. Нужно постараться, Брин.
У меня было такое чувство, что Каллум говорил не только о физических тренировках. Прошло уже больше половины семестра, и по алгебре у меня все еще была четверка с плюсом, хотя я спокойно могла бы получить оценку «отлично». Я дружила с Девоном, но не стремилась к общению с другими своими сверстниками. И если «Древу жизни» хотелось походить на пожарный гидрант, то я была готова вернуться и к этой теме.
— Если ты станешь говорить про колледж и про выбор жизненного пути, то меня здесь нет, — пообещала я Каллуму. — А если тебе еще что-то нужно сделать или быть в каком-то другом месте, не позволяй мне задерживать тебя.
Мне тогда стало немного не по себе, словно что-то неприятное проникло в мое чувство Стаи, как будто кто-то колол меня холодной иглой.
— Я здесь, и ты остаешься со мной, Бронвин.
Я приняла слова Каллума как подсказку — по-видимому, эта холодная игла означала, что он был весьма раздражен.
— Хорошо, — сказала я.
И как только Каллум и я погрузились в молчание, голоса на периферии моего сознания — чьи-то жужжащие и шепчущие души — зазвучали более отчетливо. Постоянный шквал эмоций, просачивающихся сквозь мою связь со Стаей, расплывающихся, словно чьи-то возгласы со дна плавательного бассейна, — это изнуряло меня так же, как пробежки, которыми Каллум радостно меня изматывал.
Сосредоточься, сказала я себе. Сосредоточься на текущем моменте. Сосредоточиться на том, почему ты это делаешь.
И я сфокусировалась на Чейзе.
Это было забавно. Я видела его всего один раз и не могла бы с уверенностью вспомнить его человеческое лицо. Но его волчий облик и его голос в моей памяти всплывали столь же ясно, как будто я только что видела и слышала его.
Меня укусили.
Меня укусили.
Меня укусили.
Вот почему я это делала. Мне нужно было знать, что случилось с Чейзом, и мне нужно было знать, какие меры были предприняты потом.
Я уже было раскрыла рот, чтобы прямо спросить Каллума, нет ли на нашей территории Бешеного — там, где напали на Чейза, — и кто, по его мнению, мог напасть на него, но как только я приготовилась выпустить на волю своего внутреннего инквизитора, как к нам присоединился кто-то третий. |