Морисом его назвала мама – переводчица с французского языка, а отец, капитан рыболовецкой шхуны, как он неизменно величал свой трайлер, спорить с любимой женой не стал. Он вообще никогда с ней не спорил. Обожал. Называл ненаглядной. Делал много, говорил мало. Спустя годы отец мало изменился. Все так же обожал жену, сына, море.

   Морис унаследовал от отца потрясающую работоспособность и немногословность. Мама наградила его острым и в то же время глубоким умом, способностью все схватывать на лету и редкой проницательностью. И все это пригодилось ему, чтобы завоевать расположение Мирославы Волгиной.

   Глава 1

   Через неделю, в субботу, следователь Наполеонов был на дежурстве.

   Еще по пути на работу он, глядя на распустившиеся тюльпаны и желто-белое кружево цветущих нарциссов, думал о том, что весна – пора любви и свадеб.

   Когда он пришел в управление, почти вся группа уже была на месте. Дежурить в субботу, конечно, никому особо не хотелось, но служба есть служба. Шура поздоровался со всеми сразу и уселся возле пульта.

   – Скоро черемуха зацветет, – мечтательно произнес старший лейтенант Аветик Григорян, откладывая газету с разгаданным кроссвордом.

   – Моя Гузель давно мечтает о кустике черемухи под окном, – почему-то печально вздохнул капитан Ринат Ахметов.

   – Так посади, – посоветовал эксперт-криминалист Афанасий Гаврилович Незовибатько.

   – С удовольствием, – отозвался Ринат, – только до нашего этажа ее аромату лететь и лететь.

   – Ага, – согласился Незовибатько, – черемуху лучше нюхать прямо в саду.

   Шура вспомнил гамак в саду Мирославы и несколько черемух, которые во время цветения почему-то напоминали ему фрейлин императорского двора. Вот он лежит в гамаке, лениво покачиваясь, а они стоят рядом, овевая его белыми ароматными веерами и…

   – А помните мои прошлогодние фотографии с группой цветущих черемух?! – раздался неожиданно воодушевленный голос фотографа Валерьяна Легкоступова.

   Шура тотчас вывалился из воображаемого гамака в реальность, рядом закашлялся Незовибатько, а судмедэксперт Зуфар Раисович Илинханов проговорил сурово:

   – Типун тебе на язык!

   – Почему сразу типун? – обиделся Валерьян, и его дымчато-серые глаза, только что светившиеся радостно, потемнели.

   На тех фотографиях, о которых говорил Легкоступов, и впрямь цвели пышным цветом кусты черемухи, но рядом с ними был залитый кровью труп молодой девушки, и Легкоступов с его извечным стремлением к художественности умудрился на своих фотографиях сыграть на контрасте белых соцветий, красной крови и черной земли.

   Наполеонов тогда готов был его придушить, да и не только он один. И теперь по привычке он собирался отчитать Валерьяна за то, что тот никак не может свыкнуться с мыслью, что полицейский фотограф готовит снимки не для художественного салона. Но тут поступил звонок на пульт оперативного дежурного. Наполеонов снял трубку.

   – Полиция?! – раздался душераздирающий крик.

   – Да.

   – Ради всего святого, приезжайте скорее!

   – Что случилось?

   – Убита невеста!

   – Адрес.

   – Ресторан «Маяк». Пожалуйста, приезжайте скорее.