Изменить размер шрифта - +
Это состояние необходимой обороны; оно доводило государство не только до усиленных репрессий, не только до применения репрессий к различным лицам и к различным категориям людей, – оно доводило государство до подчинения всех одной воле, произволу одного человека, оно доводило до диктатуры, которая иногда выводила государство из опасности и приводила до спасения. Бывают роковые моменты в жизни государства, когда государственная необходимость стоит выше права и когда надлежит выбирать между целостью теорий и целостью отечества.

– Ну что ж, – император удовлетворенно кивнул, – в ваших словах я не услышал главного – слова «нет». Значит, можем попробовать тащить этот воз вместе. Хочу сразу предупредить – попутчик я беспокойный. Состояние со мной нажить трудно, а вот неприятности – проще простого. Не пугает?

Столыпин улыбнулся и ответил уже более раскрепощенно:

– Я отдаю себе отчет, насколько трудную минуту мы переживаем. Но если в настоящее время не сделать над собой усилия, не забыть о личном благосостоянии и встать малодушно на путь государственных утрат, то, конечно, мы лишим себя права называть русский народ народом великим и сильным.

– Я вас понял, Петр Аркадьевич, – пристально глядя в глаза Столыпину, император чуть коснулся мундштуком пуговицы на его мундире, – и одобряю вашу самоотверженность. Поэтому предлагаю к работе приступить немедленно. Осталось только спросить Александра Николаевича, как он смотрит на более тесное сотрудничество с центральными органами государства в статусе министра кооперации?

Балакшин, следивший до этого за разговором, как болельщик за партией в теннис, переводя взгляд с одного говорящего на другого, от неожиданности вздрогнул и поперхнулся горячим чаем. Успешно его распробовав, он признал его годным к употреблению и поглощал с сибирским энтузиазмом.

– Простите, ваше величество… кхе… извините… заслушался-засмотрелся… кхм… ума не приложу, какую пользу могу принести я, когда обсуждаются вещи, считай, планетарного масштаба…

– Вот это – вертикаль власти, – император подобрал со стола механический карандаш российской фабрики Кранц. – Попробуйте поставить его на идеально ровную поверхность, на твердый стол. Не получится!

Для наглядности монарх несколько раз попытался безуспешно зафиксировать карандаш в вертикальном положении.

– А теперь смотрите сюда…

Карандаш воткнулся в горшок с фикусом.

– Видите, какие чудеса делает твердая опора на родную землю? Проникновение, так сказать, в глубины почвенничества. Если серьезно – любая вертикаль власти будет устойчива, когда она опирается на низовые сетевые структуры, густо укрывающие Отечество своими ячейками, связанными и спаянными наподобие медовых сот. Исторически на Руси такой сетью были копы или общины. Огромные русские просторы обессмысливали централизованный контроль и управление. Столица беспокоила провинции редко, да и защиту могла предоставить далеко не всегда. Но когда центральная власть ослабевала, именно общины, связанные хозяйственными, религиозными и семейными узами, не давали рассыпаться единому государственному организму на части, невидимыми обручами стягивали русские земли, распространяя свое влияние так далеко за их пределы, насколько добирались ходоки-странники. В ваших артелях и кооперативах мне видится развитие идей той самой общины на новом, индустриальном уровне. Ведь даже самое надежное и красивое судно требует ремонта. А традиционная сельская община сегодня болеет всеми старческими болезнями, не так ли, Петр Аркадьевич?

– Так, ваше величество, – согласился Столыпин, – жажда земли, аграрные беспорядки сами по себе указывают на те меры, которые могут вывести крестьянское население из настоящего ненормального положения.

Быстрый переход