А когда понял, написал Петро одно из тех двух первых писем, отправленных с тифлисской почты Ратиевым. Образ Георгия Победоносца на конверте был ключом шифра, которому в прошлой жизни его научил сам Петро, а содержание письма состояло из описания предстоящих реформ и просьбы о помощи, если таковая понадобится. Из Данцига, перед тем как сесть на крейсер, он отправил второе письмо с изображением святого воителя, содержащее уже конкретную инструкцию. Она сделает необратимыми запущенные процессы, даже если с ним самим что-нибудь случится.
* * *
– Георгий Иванович, разрешите? – обратился к начальнику дивизии командир преображенцев, генерал Озеров, когда Бобриков после аудиенции у императора с задумчивым видом спустился по трапу, сухо распорядился об отмене операции и возвращении в Петербург, бессловесно сел на лошадь и шагом, не оглядываясь, направился к Ораниенбауму. Генеральские лошади шли рядом, недовольно фыркая. Генералы тоже были недовольны… Хотя начальник дивизии был, скорее, озадачен и задумчив.
– Что он сказал такого, что вы изменили свое решение и отменили штурм?
– Сергей Сергеевич, – задумчиво произнес Бобриков, глядя куда-то внутрь себя, – скажите, чей приказ для вас может быть выше монаршьего?
Озеров удивленно вскинул брови.
– Господи, да кто ж может быть выше?
– Сейчас-то мы с вами выполняли приказ Временного правительства!
– Ну ведь это в связи с чрезвычайными обстоятельствами, вызванными его… недомоганием…
– Вот и я сказал ему то же самое, на что он предложил вспомнить, сколько Романовых досрочно расстались с короной и с самой жизнью в связи с различными… недомоганиями… Потом предложил оценить, как сильно недомогал Петр Третий, когда к нему явились братья Орловы, и Павел Первый во время визита братьев Зубовых…
– То есть он намекал на то, что вы заговорщик?
– Он просто продемонстрировал, что здоровье монарха в России крайне зависит от различных комплотов, и предложил еще раз подумать, кто является для меня таким авторитетом, чей приказ я готов выполнить, не задумываясь?
– А вы?
– А я стоял, как кадет-первогодок, краснел, мучительно перебирал в голове фамилии членов династии и понимал, что это не то, что он имеет в виду нечто совсем другое…
– Не это ли еще один признак его ненормальности?
– Ваша логика рассуждений, Сергей Сергеевич, полностью совпадает с моей, – усмехнулся Бобриков, – но я не закончил. Видя мое затруднение, государь спросил, кто будет для меня высшим авторитетом, имеющим право отдавать приказы в случае, если в России вместо монархии будет установлено республиканское правление?
– Это была провокация?
– А зачем она ему? Мы и так в его глазах – бунтовщики-заговорщики… Нет, это не была провокация, он просто подталкивал меня в нужном ему направлении…
– И что было далее?
– Я сказал, что высшим авторитетом в таком случае будет для меня тот, кого назначит народ. На что он усмехнулся, прищурился, наклонил голову набок и спросил: «А зачем нам ждать? Может, сразу у него и спросим?»
– Это что значит?
– Это значит – плебисцит по вопросу предоставления независимости Царству Польскому, манифест о котором я сейчас везу с собой…
Бобриков натянул поводья, конь под ним остановился и загарцевал. Остановил свою лошадку и Озеров, с удивлением оглядывая командира с искаженным от переживаний лицом.
– Сергей Сергеевич, вы же знаете, я предельно прямо и откровенно общаюсь со всеми, невзирая на лица. Я сотни раз видел государя, в том числе когда он был еще наследником. |