И крик обернулся ревом.

Один двенда вскинул меч и с воем бросился через улицу. Рингил размахнулся, метнул шлем в нападавшего и сам устремился следом.

Он уже знал — это Ситлоу.

Все случившееся затем осталось в памяти кошмаром с кровью, звоном стали, криками… Ситлоу дрался так же быстро, как тогда, во дворе дома Терипа Хейла, и даже, может быть, быстрее, потому что теперь его ничего не сдерживало и он хотел убить Рингила. Он вертелся и прыгал, рубил и колол, и меч в его руках казался не тяжелее игрушки. Не было у него и щита, который замедлял бы маневры. А еще — Рингил ощущал это в идущих от него волнах — Ситлоу переполняла бурлящая ненависть.

Восстанет темный господин…

Рингил полагался на кринзанз и на память — перед глазами стояла живая женская голова, надетая на обрубок дерева, беззвучно шевелящиеся губы и полные водянистых слез умоляющие глаза.

— Давай, недоносок! — снова и снова кричал он. — Ну же, давай!

Меч Ситлоу уже достиг цели — рассек ему скулу, когда Рингил с опозданием ушел от глубокого выпада. Несколько раз вражеский клинок находил щели в защищавших правую руку доспехах. Резаная рана осталась на бедре, царапина на шее, над кирасой. В какой-то момент не выдержала броня на правом плече, и Ситлоу, заметив это, стал бить по незащищенному месту.

Рингил ничего не замечал и не чувствовал.

Он шел через боль. С ухмылкой.

Потом, по прошествии лет, один из солдат, переживших ту ночь, будет клясться, что видел прыгающие по рукам и ногам Рингила голубые огоньки.

Меч обрушился на щит. Щит дрогнул, и через него прошла длинная трещина, расколовшая и ненадежный металл, и деревянный каркас. Следующий удар мог стать последним.

Но клинок застрял в дереве.

Рингил отпустил ремни. Ситлоу попытался отступить — щит оттягивал его меч вниз. Рингил дико взвыл, прыгнул, развернулся в воздухе и рубанул сверху.

Рейвенсфренд нашел плечо двенды и впился в него.

Ситлоу закричал от боли и ярости и снова рванул меч — щит не отпускал добычу. Рингил всхлипнул, хватил ртом воздуху и ударил еще раз. Наполовину отрубленная рука повисла плетью. Ситлоу упал на колени.

И снова все будто остановилось.

Двенда разжал пальцы, выпустив бесполезный меч, и потянулся к шлему. А Рингил позволил ему это сделать — на него вдруг нашло оцепенение. Шлем свалился, в последний раз обнажив прекрасное, искаженное болью и гневом лицо олдраина. Яростный взгляд пронзил Рингила. Скрипнули зубы.

— Что… — пропыхтел с усилием двенда. — Что ты наделал? Гил… мы же…

Рингил устало посмотрел на него.

— В закоулках Ихелтета мне попадались и получше, — презрительно сказал он и раскроил голову последним ударом.

А потом вытащил клинок, вскинул его над головой и завопил.

Восстанет темный господин…

Да, как же.

Он поставил ногу на грудь поверженному врагу и отпихнул его в грязь. Сделал пару шагов по улице. Пламя битвы иссякло. Победоносный рев людей звучал все громче, двенды отступали. Рингил моргнул — мир стал вдруг расплываться — и огляделся.

— Ну, кто следующий?! — проорал он.

И свалился в грязь.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Дорога к северо-западу от Прандергала медленно уходила вверх, петляла и наконец почти исчезала, напоминая о себе лишь узкой, едва заметной тропкой на седловине между двумя пиками. В ясную погоду — как в тот день — едущего в город всадника можно было заметить за два, а то и за три часа до прибытия.