Во всех трех случаях Карлуша знал бы, как поступить, чтобы защитить дочь и уменьшить ее страдания. Но случай с Женщиной-Цунами — особенный, он не имеет решения и не имеет выхода, перед ним старый добрый Гейнзе бессилен. Ему остается лишь трясти губами и приговаривать:
— Ну успокойся, успокойся, пожалуйста!..
Успокоиться просто необходимо, тем более что эксцентричное Елизаветино поведение уже привлекло нежелательных зрителей, и к столику, за которым она сидит, несутся «МАРИНА» и охранник. Клуни и Гвинет Пэлтроу, играли ли они парочку влюбленных в каком-нибудь из фильмов?
Вроде нет, но кто их знает! Может, и играли. В мелодраме с безоговорочно счастливым концом. В ужастике, где счастливый конец определяется одним: выжил ты после кровавой бани или отбросил коньки. Психическое здоровье героев при этом в расчет не берется.
— Что случилось? — спрашивает «МАРИНА» с недовольством в голосе, ей совсем не нужны потрясения и неприятности.
— Ничего… Ничего страшного, — лепечет Карлуша. — Девочке стало плохо, но сейчас все пройдет. Нам нужно на воздух…
— Вам уже давно… нужно на воздух, — о сочувствии к парочке мутантов и речи не идет.
— Пойдем отсюда, блюмхен.
— Еще как пойдем, — Елизавета наконец-то прекращает орать. И принимается сверлить «МАРИНУ» глазами.
— Что ты так на меня смотришь? — не выдерживает администраторша.
— Вот вы… Каких модных дизайнеров вы знаете?
— Модных дизайнеров?
— Дизайнеров от моды… Лагерфельд там, Джорджио Армани…
— Угу… — «МАРИНА» явно сбита с толку. — Гуччи, Версаче, Валентино…
— Еще!
— Дольче и Габбана, Жан-Поль Готье, Кэлвин Кляйн…
— Еще!
— Джанфранко Ферре, модный дом Прада, англичане, двое или трое, так — навскидку — не скажу…
— Спасибо, и этого достаточно. А та женщина, которая сидела с нами… Кто она?
— А ты разве не знаешь? — брови «МАРИНЫ» ползут вверх.
— Не успела толком познакомиться.
— Это… очень известная персона, — администраторша переходит на благоговейный шепот. Таким шепотом обычно передаются самые невероятные светские сплетни. Елизавета никогда их не генерировала и прилюдно подвергала остракизму, но сейчас не прочь выслушать «МАРИНУ», не перебивая.
Ни одно слово не будет упущено, ни одна запятая не затеряется.
— Она продюсер, весь шоу-бизнес у нее под каблуком. И телевидение тоже. Денег у нее куры не клюют. Захочет — озолотит тебя, захочет — в грязь втопчет. Она всё может. Всё! В этом году праздновала здесь свой день рождения, так кого только не было!..
— Кого?
— Разве что президента.
— Нашего или американского?
— Нашего.
— А американский?
— Этот тоже не приезжал, врать не буду.
— А все остальные?
— Все остальные были… И Элтон Джон был, и эта жопастая… Дженнифер Лопес, а уж о мелких сошках типа «Бони Эм» и иже с ними и говорить нечего.
— Жаль, мы не присутствовали, — нарочито громко вздыхает Елизавета. — Правда, Карлуша? И когда же случился этот потрясающий во всех отношениях праздник?
— Летом… Кажется, в июне.
— Двадцать второго, — произносит Карлуша, глядя перед собой невидящими глазами. |