Изменить размер шрифта - +
 — Смирно!.. Слушать меня внимательно, дважды повторять не буду! Так как присутствующие набедокурить ещё не успели, Верховный Главнокомандующий поручил мне передать его личное предложение.

Над полустанком мгновенно повисла тревожная тишина.

— Обманом или угрозами вовлеченные в мятеж, а также добровольно и чистосердечно раскаявшиеся получат возможность с оружием в руках искупить свою вину. Завтра на рассвете я атакую интервентов. Добровольцы пойдут в первых рядах. Всем, участвовавшим в бою, не испугавшимся и не показавшим врагу спину, все предыдущие прегрешения, включая участие в мятеже, будут прощены. Остальные предстанут перед военно-полевым судом. Времени на раздумья нет, решение требуется принять немедленно. Все, согласные на предложение Его Величества, два шага вперед, арш-ш!

Борис, дважды попрощавшись с жизнью за эти короткие минуты, нервно сглотнул, посмотрел на неровную шеренгу дружинников и первый шагнул вперёд, стараясь избавиться от гнетущего чувства человека, оказавшегося не вовремя и не там.

 

* * *

Куроки Тамемото был разбужен крайне непочтительным образом. Взрывная волна от разорвавшегося фугаса просто сдула генерала с его походной кровати и неплохо приложила о кирпичную стенку единственной капитальной постройки на этом полустанке. Жалобно звякнули остатки посуды. По всем помещениям, мешая дышать, покатились клубы вонючего дыма и пыли.

Из соседней комнаты послышались стоны и надсадный кашель. Очевидно, кому-то из офицеров штаба повезло ещё меньше.

— Откуда бьёт артиллерия? — придя в себя, озадачил генерал адъютантов. — Максимов перешел в наступление?

Ещё один снаряд, упавший рядом с первым, рванул так, что по диагонали толстенной кирпичной кладки змеёй пробежала трещина а с потолка с грохотом упало перекрытие. “Морские или осадные, — отметил про себя генерал, — не менее шести дюймов… Но чёрт возьми, откуда они здесь?”

— Сёкан! Обстрел со стороны Харбина! Бьёт не меньше двух орудий! — прокричал адъютант сквозь грохот разрывов.

“Как Харбин? Откуда в тылу пушки противника?” — вихрем пронеслось в голове генерала. Хотя… На этой войне он уже перестал удивляться…

— Собрать всех, кто может держать оружие! — отдал команду Куроки, — всех писарей, обозников, раненых — в строй. Атаковать и привести к молчанию артиллерию противника! Отозвать с передовой часть ударных подразделений!

— Ваше Высокопревосходительство, невозможно! Русские неожиданно контратаковали дивизию Иида Тосисукэ. На всей линии соприкосновения идёт рукопашный бой!

— Что ж, — скрипнул зубами генерал и исподлобья взглянул на своего начальника штаба, — сражение стало напоминать натянутую струну. Мой приказ о пушках противника в нашем тылу остаётся без изменений. Берите всех, кого увидите и отправляйтесь туда. Заставьте их замолчать! А я буду ждать от Вас и генерала Тосисукэ добрых известий…

Ждать пришлось недолго. Уже через два часа в расположение штаба англо-японского экспедиционного корпуса прибыл русский парламентёр. Ротмистр драгунского нижегородского полка в темно-зеленой форме с малиновыми погонами и околышем был демонстративно вежлив, сух и начал со слов, которые Куроки уже предполагал услышать:

“Простите, генерал, но меня уполномочили сообщить, что ваше положение безнадёжно…”

 

* * *

Генерал Тамэмото Куроки был храбрым воином и никогда бы не отдал приказ сложить оружие, даже оставшись единственным из дееспособных офицеров. Но он был несамостоятелен в своих решениях, а парламентёр в руках держал письмо от сэра Яна Гамильтона, написанное узнаваемым почерком и с личной печатью. Это был больше, чем начальник.

Быстрый переход