Гарри Гаррисон. Стальная Крыса идет в армиюСтальная крыса - 2
Я слишком молод, чтобы умирать. Мне всего‑навсего восемнадцать. Но сейчас вы смело можете назвать меня покойником. Пальцы слабеют, ладони скользкие от пота, а под ногами – километровая бездна. Я попал в беду, в нелепую ловушку, и винить меня в этом, кроме себя, некого. Как много мудрых советов я дал себе за всю жизнь, как много получил их от Слона, – а что толку? Опять, не зная броду, полез в воду. Наверное, я заслуживаю такого конца. Крыса из нержавеющей стали на поверку оказалась очень даже ржавеющей. Край металлической двери очень скользкий, необычайно трудно держаться за него кончиками пальцев. Носки ботинок едва зацепились за выступающий фланец, а каблуки висят над бездной. Стоять так долго на цыпочках – настоящая пытка, но боль в пальцах – ничто по сравнению с пламенем в кистях и предплечьях. А ведь план казался таким простым, четким и логичным. Но теперь‑то я знаю, какой он сложный, путаный и бессмысленный! – Джимми ди Гриз, ты идиот, – бормочу я сквозь стиснутые зубы и только сейчас замечаю, что до крови прикусил губу. Я разжимаю зубы и сплевываю тут правая рука срывается. Безумный страх придает мне сил, и я каким‑то чудом ухитряюсь снова зацепиться за верхний край двери. Но силы уходят быстро, и я жду близкого конца. Отсюда не выбраться. Вскоре пальцы разожмутся, и я полечу вниз. С тем же успехом можно отцепиться сию секунду, не продлевая мучений. “Нет, Джим! Не сдавайся!” У меня шумит в ушах, в голове раздаются глухие удары, и кажется, что голос доносится издалека. И я не узнаю свой голос – он стал выше, богаче интонациями. Такое чувство, будто ко мне обращается сам Слон. Это его мысль, его слова. И я держусь, не зная толком, зачем. А снизу доносится далекий гул. Гул? В шахте темно, как в могиле. Неужели кто‑то включил магнитный лифт? Я с трудом – окостенела шея – наклоняю голову и вглядываюсь во мрак. И спустя какое‑то время вижу крошечный огонек. Кабина движется вверх. Что с того? В здании 233 этажа. Велики ли шансы, что кабина остановится как раз подо мной и я смогу легко и спокойно сойти на крышу? “Астрономически малы", – горько думаю я, а подсчитывать их точнее мне почему‑то не хочется. А вдруг кабина поднимется на этаж выше, размазав меня по стенке? Такое вполне возможно. Огонек приближается, мои зрачки с каждой секундой расширяются, гул двигателя нарастает, налетает ветер... Конец! Да, конец – подъему кабины. Она останавливается как раз подо мной. Я слышу, как раздвигаются створки двери, слышу голоса двух охранников. – Я тебя прикрою. Но и ты не зевай, когда будешь осматривать холл. – Он меня прикроет! Вот уж спасибо! Я вроде бы не вызывался добровольцем. – Ты не вызывался – я тебя назначил. У меня два шеврона, а у тебя сколько? То‑то. Выходит, тебе идти. Охранник с одним шевроном невнятно выругался и вышел из кабины. В ту же секунду моя левая нога бесшумно ступила на крышу. Кабина покачнулась, но стоявший в ней человек ничего не заметил. Не так‑то просто мне после всего было двигаться. Мускулы свело судорогой, скрюченные пальцы онемели. Стоя на одной дрожащей ноге, не в силах оторвать пальцы от края двери, я казался себе последним идиотом. – В холле пусто, – донесся издалека голос охранника. – Проверь память монитора, не засек ли он кого постороннего. Неразборчивые ругательства. Щелканье тумблеров. Оторвав‑таки от двери правую руку, я попытался с ее помощью оторвать левую. – С восемнадцати ста, когда последний служащий ушел домой, здесь никто не появлялся. – М‑да, загадка, – буркнул охранник с двумя шевронами. – Датчики зарегистрировали, что кабина поднялась на этот этаж. Мы спустили ее вниз. И никто, говоришь, здесь не выходил? – Нет тут никакой загадки. |
