Сквиллони смеялся, как студент или моряк, от души наслаждаясь борделем, пристанью, желанной для всех сердец, брошенных в водоворот войны. Абсолютное слияние и сердечность союзных народов и полов.

Первая комната: в распахнутом дверном проёме, у портьеры толпятся звёздочки в ожидании аэропланов. В центре лампа с тёмно синим абажуром, отбрасывающая на стол серьёзный и учёный круг света. Лучи напряжённой духовной работы, освещающие инженерные проекты. Похоже на научную лабораторию, подготовленную к бессонным и плодотворным бдениям. В каком диком кошмаре одержимые похотью толпы заполнили этот приют размышлений? Тин тин ток плок шагов по деревянной лестнице. Толстый пехотный лейтенант, с волнообразно колышущимся, упакованным в обмундирование и обвешанным оружием телом, подталкивает, как пастырь заблудшую овечку, раскрашенную полуголую женщину, которая, как кажется, поднимаясь, наряжается в зелёные листья и маки с обоев. Истощённая блондинка, которую все, неизвестно почему, называют пантерой, ловко уворачивается от толчков крутых бёдер и твёрдых пистолетов офицеров. Все смотрят вверх, по направлению к коридору, где то и дело закрываются двери в тускло отсвечивающие хирургические палаты для быстрых операций. Механизация любви. Я ощущаю, как вибрирует здание от непрерывного механического движения грубых обнажённых поршней всех наций. Неутомимые женщины моторы.

Ураган грохота, голосов, света.

Урари чачипьера телоо… Этим вечером я ещё девственница… Не верю. Пойдём, позабавимся, блондинчик. Куда делся толстяк?..

Да здравствует наш полковник Сквиллони! Раздаются смех и аплодисменты, все устремляются к дивану, где капитан Мелодия, напялив на себя жёлтый капот, обнимает лейтенанта Боску, делая вид, что домогается его. Затем начинается традиционная забава, когда одни хватают и насильно вталкивают в комнату самого робкого и нерешительного из посетителей борделя, пока другие ловят девушку. Обоих грубыми пинками заталкивают в полуоткрытую дверь.

– Давай, давай, быстрей, сильней, глубже! Мы выбрали для тебя славную крошку, вот она, готова!

Меня целует бледная хорошенькая миланка с короткими тёмными густыми и непослушными волосами, зачёсанными назад. Следую за ней. Тесная комнатушка с большой кроватью, на которой неровно топорщится рыжеватое покрывало, сплошь измаранное ногами героев, возможно, продолжающих и имитирующих на нём бои за утраченные долины Карсо. Они снова и снова идут на приступ со здоровым мужеством расы, хорошо знающей как удерживать женщин и свои горы. Пустой потолок. Острый аромат «Контесса адзурра»  .

– Как тебя зовут?

– Мария.

– Откуда ты?

– Из Милана.

– Я тоже.

– Останешься доволен.

И она обнимает меня с тин тин глин глин своих бесчисленных браслетов.

Когда я возвращаюсь в залу, мой друг говорит Марии, что я Маринетти. Оставив нового клиента, Мария подходит ко мне, целует и говорит:

– Если бы я знала, что ты прославленный футурист, то целовала бы тебя особенными поцелуями.

– Почему?

– Потому что я прочла все твои книги. Я даже была подписана на «Лачербу»  .

Я ухожу. Там, за дверью я вижу троих солдат, разговаривающих у окна с проституткой. Они держатся за руки, как маленькие, нерешительно шутят, смущаются. Проститутка спускается. Подходит к солдатам. В спешке она суёт по 5 лир каждому из них, затем, вновь проходя мимо меня в сопровождении солдат, бросает:

– Бедняжки.

Я направляюсь к грузовику, обращаясь к Сквиллони:

– Бордель! Последнее прибежище сердца!

– Несомненно, – отвечает Сквиллони, – бордель имитирует решение всех любовных проблем. Я верю, что, в конце концов, вы отразите наступление чувственной ностальгии.

– Нет, я думал не о любви. Напротив, я выстраивал в уме архитектуру своей новой книги, которая окажется великолепной, будьте спокойны.