Изменить размер шрифта - +
Он решил, что у нее обезображено лицо, и посочувствовал ей. В результате ее приятное обхождение растопило лед в его сердце, и он полюбил ее.

Однажды, поддавшись порыву, Римо приподнял вуаль. Он ожидал увидеть нечто ужасное, но вместо этого был поражен ее красотой. Ма Ли была хороша, как куколка. Оказывается, ее называли безобразной потому, что она не соответствовала корейским представлениям о красоте. По западным же стандартам она могла бы затмить любую телезвезду.

Римо не раздумывая сделал ей предложение. И Ма Ли тут же согласилась. Римо, который никогда не был полностью предоставлен самому себе, обрел наконец полное счастье.

С площади донесся счастливый смех Ма Ли, и Римо улыбнулся.

Ее теперь уважали как невесту будущего Мастера. Конечно, это было сплошное притворство. Пока Римо не согласился взять на себя ответственность за деревню, ее жители только что не плевали ему вслед. Что поделаешь, таковы были традиции деревни: вот уже несколько тысячелетий они были не более чем мотыльки, порхающие вокруг пламени свечи. Им не надо было ни работать, ни думать – за них все решал Мастер Синанджу, продававший свое искусство наемного убийцы – ассасина сильным мира сего.

Первые Мастера Синанджу были вынуждены взять на себя обеспечение деревни потому, что в голодные годы сельчане просто топили младенцев, которых не могли прокормить. Возможно, думал Римо, в те далекие времена это было оправдано, но теперь стало для жителей Синанджу хорошей уловкой.

Впрочем, за это их вряд ли можно было винить.

Ма Ли подняла глаза, и Римо почувствовал, как у него ёкнуло сердце. Такое случалось с ним всякий раз, когда он видел ее влажный взгляд. Она была необыкновенно хороша, просто верх совершенства.

Римо начал спускаться вниз со скалы, и Ма Ли встрепенулась, побежала ему навстречу, подхватив хрупкими ручками длинные юбки национального платья.

Он поцеловал ее – всего только раз, потому что они были не одни. Через плечо Ма Ли он видел лица женщин: те глядели на влюбленных с восторгом и нежностью, смягчавшими их грубые черты.

– Где ты был, Римо? – нежно спросила Ма Ли.

– Секрет.

– Неужели ты мне не скажешь? – надула губки Ма Ли.

– Только после свадьбы.

– Но свадьбы еще так долго ждать...

– Я хочу поговорить на этот счет с Чиуном. Не понимаю, почему мы не можем пожениться сейчас. Прямо сегодня.

– Раз Мастер Синанджу установил срок помолвки, значит, мы должны его слушаться.

– Да, но девять месяцев!

– Мастеру Синанджу лучше знать. Он хочет, чтобы ты получше узнал наши обычаи. Ведь это не так уж и трудно.

– Для меня трудно. Я люблю тебя, Ма Ли.

– Я тоже тебя люблю, Римо.

– Подумать только – девять месяцев! Иногда мне кажется, что он просто выпендривается.

– Что значит – выпендривается? – Ма Ли уже неплохо знала английский и вполне могла объясняться с Римо, но так и не научилась понимать сленг.

– Неважно. Ты видела Чиуна?

– Да, совсем недавно. Он выглядел расстроенным.

– Боюсь, это из за меня. Опять я его огорчил. Лицо Ма Ли посуровело: Мастер Синанджу был для нее все равно что Бог.

– Как ты мог!

– Боюсь, ему будет трудно привыкнуть к тому, что мы с тобой поженимся.

– Жители деревни никогда не спорят с Мастером. Это не принято.

– Мы с Чиуном спорим все время, пока мы вместе. Вечно спорили, разъезжая по Америке, спорили в Европе, в Пекине. Места, где мы побывали, ассоциируются у меня не с людьми, которых мы там встречали, и не с видами местности, а с нашими спорами. Взять хотя бы наш спор из за того, стоит ли мне отращивать ногти. Кажется, это было в Балтиморе.

– Странно, но, кажется, в Америке принято выражать любовь в спорах.

Быстрый переход