После чего выясняется, что фашисты пришли на Украину, чтобы освободить ее от большевизма, а в Прибалтике бывшие эсэсовцы становятся национальными героями, по той же причине. Большинство историков закрылись в своих раковинах и думают вообще непонятно о чем. Может о диссертациях, которые они писали при СССР и в которых написан бред, а может просто не хотят признавать ошибок, защищая «честь мундира», или о деньгах. Хотя какие там деньги с такими-то тиражами? Скорее уж думают о том, как с голоду не умереть. Освоили свои делянки, ревностно охраняют их и собирают по мере сил, кто чего может. Молодежь бежит из науки, так как денег совсем нет. Это же не синхрофазотроны собирать, там хоть как-то платят, а чистая наука, в которой ты или профессор или сидишь голодным. Иначе надо взятки со студентов брать, чтобы с голоду не помереть. Если есть с кого брать еще. А если нет?
Непонятно. Создается впечатление, что историки просто боятся выйти из своих архивов и заняться своим прямым делом, а именно писать умные и интересные книги. Исключения есть, но они, к сожалению, только подтверждают правило. Вот и пишут всякие псевдоисторики, пишут все, что в голову взбредет или то, что закажут. А настоящие историки — ученые, изучающие историю, глаза отрывают от своих архивов только тогда, когда им их дети, а то и внуки, в качестве источника начинают приводить в пример Солонина, у которого во всем виноваты русские. Вот только тогда они хватаются за головы и начинают отчаянно отписываться, не понимая простую вещь — уже поздно, а их мизерные тиражи только для того годятся, чтобы друзьям раздарить. Вот так у нас и двигается историческая наука, в которой становятся авторитетами даже писатели типа Солженицына, на которого, в определенных кругах, уже как на исторический источник ссылаются.
А люди-то начитаются таких авторов, а потом с пеной у рта доказывают, что они правы.
Ты их спрашиваешь, — А как же архивы?
— Какие архивы? Кто их видел? Они все закрыты до сих пор! — отвечают люди, а то, что в архивы сейчас попасть может практически любой, для них не аргумент. И это правильно. Зачем им такие книги читать или по архивам сидеть? Они же не историки.
Прошло некоторое время, и я поменял в корне свое отношение к «Белому движению». Поняв, что белогвардейцы были обречены политически и фактически именно борьба с «Белым движением» и послужила той опорой, на которой выросли большевики, я стал критически относиться к любым славословиям на счет «благородства белых офицеров», святости невинно убиенных и романтизма той эпохи. Мертворожденные они были, такие же, как и французские роялисты во время Великой французской революции. Но видимо тот же критический взгляд, который я постепенно перенял от своего друга, не давал мне возможности сказать, что я готов вступить в коммунистическую партию. Был момент, когда я проникся идеями коммунизма, но тут опять мой друг спустил меня с небес на землю.
Дело было так.
Как-то вечером мы сидели в кафе и разговаривали про всякую всячину.
Речь как раз зашла о «старых большевиках» и о Сталине, но как-то странно.
Леха их почему-то все время разделял.
— Сталин — государственник, который к себе толковых людей тянул, страну поднимал, бомбу ядерную делал, — говорил мой друг. — Старые большевики, в основном — это коммунисты — анархисты. Не путать с анархо-коммунистами и анархо-синдикалистами. Об Иосифе Виссарионовиче говорить можно много чего, но «он принял Россию с сохой, а оставил ее оснащённой атомным оружием». Это не я сказал, а Черчилль, в 1959 году. И это — самая лучшая оценка, тем более из уст врага. Вот и надо смотреть через эту призму. А большевики старые, за малым исключением, во время революции или свои проблемы решали или настолько привыкли к всевластию и безнаказанности, что уже и не мыслили себя по-другому. |