Леха пожал плечами.

— Есть еще нюанс, кстати, с «репрессиями» командиров.

— Это какой еще нюанс? Или у тебя их много? — я рассмеялся. Леха поддержал. Мы жизнерадостно ржали какое-то время, потом, успокоившись, он продолжил.

— В последние годы Советского Союза, серьезные историки пришли к мнению, что это прекрасно отработанная операция немецкой военной разведки. Книги писали по этому вопросу, только мало кто их читал.

— Ты так говоришь, как будто сейчас мнение поменялось?

— Ага, именно поменялось. Последние лет пятнадцать речь идет о том, что сама идея и разработка принадлежала Ми-6, а через немцев они это дело провернули, что в принципе всем им только на руку было. А теперь представь, что эта подстава произошла бы не в 1937 году, а в 1940, например. Как тебе?

— Тяжело с тобой, Леха, разговаривать. Вечно ты все с ног на голову перевернешь, при этом опираясь на документы.

— Так работа, Вань, у меня такая. С ног на голову все переворачивать. А это разминка для ума, друг мой. А со Сталиным скажу тебе так. Матерый был человечище. Меня всегда интересовал вот какой вопрос. В какой момент он стал тем, кем он стал? Крепким хозяйственником, государственником, вникавшим во все и вся, имевшим такое видение перспективы. Не могу понять и выделить этот момент. Раньше искал его после 1917 года, а сейчас думаю, что это намного раньше произошло. Вот только испортила его внутрипартийная борьба в двадцатых-тридцатых годах, очень много он сил на это потратил. Ты только представь, что этого всего гадюшника, который он потом и раздавил, не было бы. Каких мы могли бы тогда высот достичь?

— Сильно испортила? — спросил я.

— Достаточно. Отпечаток этого на себе до сих пор несем. Там один Троцкий чего стоил. Столько крови выпил, этот главный путаник марксизма, как его Бонч-Бруевич назвал в своих воспоминаниях, что и удивляться нечему. Сталин страной-то толком начал заниматься к середине тридцатых, до этого он с пауками в банке разбирался. Так вот.

— Ты опять ссылаешься на Бонч-Бруевича. Как книга-то называется?

— «Вся власть советам». Это его воспоминания.

— Не приходилось читать. Леша, у тебя книга эта есть?

— На днях занесу.

После этих слов разговор на тему репрессий как-то сам собой увял, нам принесли заказ, а потом подошли какие-то «парни», как Леха выражался, и я еле отбился от того, чтобы меня не напоили.

Все как всегда.

Какое-то время мы не пересекались, у Алексея были «дела» и он пропадал где-то и с кем-то.

Через пару месяцев он внезапно появился на новом «Мерседесе» Е-класса. Через пару дней с машины сняли боковые зеркала, которые потом где-то были найдены и поставлены на свое место. Леха ругал наркоманов за обрезанные провода и был не в духе. Результатом его плохого настроения стала легендарная битва во дворе, в которой участвовали, с одной стороны — Леха, а с другой — пятеро сильно подвыпивших молодых людей. Дело было около двенадцати ночи, но соседи смотрели из всех окон. Драка была эпическая. Леха, который просто шел домой с пакетом кефира и был совершенно трезв, видимо не ожидал такого нападения на себя. Отвык от такого хамства, как он потом мне сообщил. Чего от него хотели нападавшие, он так и не понял, но пока мой друг спасал кефир, ему рассекли губу и тут он «взорвался». Кефир был спасен и благополучно донесен до дома, а Леха вернулся на разбор, но не один, а с бейсбольной битой. Молодые люди еще даже подняться толком не сумели. Разбор закончился около трех часов ночи, тогда когда в местном магазине закончился коньяк, а нападавшие уже не двигались, так как были пьяны совершенно.