Совсем недавно поднятый крейсер выглядел обшарпанным, но вполне боеспособным. Последствия подрыва на мине, помешавшего «Баяну» принять участие в неудачном прорыве, устранили, а сокрушительного обстрела порта, покончившего с эскадрой в прошлой истории, здесь не случилось. Все же не зря вспомогательные крейсера Эссена частым гребнем шерстили воды — японцы не получили слишком много людей, орудий, боеприпасов, да и всего остального, так необходимого армии для нормального ведения наступательных операций, да и просто функционирования. Да и командование сейчас оказалось совсем иным, более адекватным и не склонным уступать. Все же гибель Стесселя от рук «неизвестного японского диверсанта» оказалась весьма кстати. В результате русские не только вгрызлись в камень дальневосточных сопок и остановили японцев — они, пускай и ценой самых значительных с начала осады потерь, поддерживаемые огнем кораблей (командование решило, что раз прорыв не удался, то незачем и беречь снаряды), сумели потеснить врага. Сами того не ожидая, они тем самым спасли флот — японцам попросту не удалось поставить свою артиллерию на позиции, с которых у них в прошлый раз получилось столь эффективно обстреливать гавань. Да и стрелять им всерьез уже давно было нечем, нарушенное русскими крейсерами снабжение оказалось настоящей ахиллесовой пятой японской армии. Так что боевые действия утухли сами собой, и потому эскадра приводила себя в порядок в относительно спокойных условиях, где главным тормозящим процесс фактором оказывались катастрофически низкие ремонтные мощности Порт-Артура.
— Эй, на «Баяне»! Хорош спать! Прими конец…твою налево!
Малый боцманский загиб у командовавшего катером прапорщика Семенова получился что надо. Оно и неудивительно — именно боцманом он еще недавно и числился, но — война, шанс для смелых и удачливых… Однако веру в силу убеждения и красоту слова прапорщик не утратил и, судя по тому, с какой скоростью задвигались матросы на палубе «Баяна», его размышления оказались недалеки от истины.
На борт Бахирев поднимался не спеша, с достоинством. Гражданский костюм, взятый не так давно среди прочих трофеев и неплохо подогнанный под фигуру на базе, все равно изрядно натирал где можно и нельзя. Впрочем, это была не вина мастера, он-то как раз старался. Среди пленных оказалось немало тех, кто до войны и призыва в армию занимался вполне мирными делами, в том числе и портновским делом, и возможность заработать никто упускать не собирался, тем более что русские платили честно, что за кройку и шитье, что за вбивание свай при строительстве причалов. Но — только за качественную работу, и этот нюанс японцы усвоили быстро. В результате работу сделали на совесть, костюм сидел идеально, а проблема была в том, что Бахирев привык к мундиру. Настолько привык, что в цивильном чувствовал себя едва ли не голым. Но — увы, раскрываться до конца пока что не хотелось, а мундир не оставлял места для маневра при составлении легенды. Морских офицеров в России готовили немного, отбор туда был жесточайший, причем очень большое внимание обращали на происхождение. Так что сыну кровью выслужившего офицерский чин капрала попасть туда не светило. Более того, чаще всего морские офицеры образовывали целые династии. И в этом замкнутом мирке все друг друга если и не знали, то хотя бы имели представление, кто есть кто.
Соответственно, появись сейчас Бахирев в военно-морской форме, при орденах и регалиях, немедленно возник бы вопрос: а кто ты такой и откуда взялся? И пришлось бы раскрывать свое инкогнито перед всеми сразу. Оно, спрашивается, надо? Так что пришлось изображать штатского, благо там выбор оказывался куда богаче. Аж сто тридцать миллионов человек в России живет, поди-ка, запомни в лицо каждого. Да и на штатского в хороших чинах авторитетом давить сложнее. Правда, и слушаться, даже просто выслушивать штатского морской офицер, тем более адмирал, не обязан…
Вирен ждал его на палубе. |