Эмили Сент-Джон Мандел. Станция Одиннадцать
Памяти Эмили Джейкобсон
Часть первая Театр
В луче голубоватого света стоял король. Шел четвертый акт «Короля Лира» в театре Элгин в Торонто. В начале, пока зрители только собирались, на сцене играли, хлопая в ладоши, три девочки — дочери Лира в детстве. Сейчас они появились вновь, изображая видения сумасшедшего короля. Лир тянул к ним руки, но девочки пробегали мимо, то и дело скрываясь в тенях. Актера звали Артур Линдер. Ему был пятьдесят один год; на его голове лежал цветочный венок. — …меня узнали? — спросил Глостер. — Я довольно хорошо помню твои глаза, — отозвался Артур, отвлекшись на маленькую Корделию… И тут все случилось. Он пошатнулся, изменившись в лице, и хотел было коснуться колонны, но не рассчитал расстояние и ударился о нее ладонью. — Что ниже пояса у них — Кентавр… — едва слышно прохрипел Артур неверную строку и прижал ушибленную руку к груди, словно раненую птицу. Мужчина в первом ряду поднялся с места; он учился на парамедика. Девушка этого мужчины потянула его за руку и прошипела: — Дживан! Ты что творишь?! Дживан и сам не понимал. Зрители за его спиной забормотали, чтобы он сел. К нему поспешил работник театра. С потолка над сценой начал сыпаться искусственный снег. — И королек, и золотая мушка… — прошептал Артур. Дживан, отлично знавший пьесу, понял, что тот перескочил на двенадцать строк назад. — И королек… — Сэр, — начал работник театра, — не могли бы вы… Артуру Линдеру оставались считаные минуты. Он покачнулся, не видя ничего, и Дживан сразу понял: Артур уже не играет Лира. Дживан оттолкнул работника театра и бросился к ступенькам, ведущим на сцену. По проходу бежал второй билетер, и Дживану пришлось лезть наверх безо всяких ступенек, хоть сцена и оказалась выше, чем он ожидал. В рукав вцепился работник театра; Дживан его отшвырнул. А снег пластиковый, отстраненно заметил он. Прозрачные кусочки липли к пиджаку и задевали кожу. Эдгар и Глостер отвлеклись на поднявшуюся суматоху и не смотрели в сторону Артура, который припал к фанерной колонне и неподвижно глядел перед собой. За кулисами кто-то кричал; к сцене поспешно приближались две тени. Дживан успел подхватить потерявшего сознание актера и бережно опустил его на пол. Артур не дышал. Две тени — охранники — замерли в нескольких шагах, осознав, что Дживан — отнюдь не обезумевший поклонник. Зрители шумели. В темноте мелькали вспышки телефонных фотокамер, раздавались возгласы. — Господи Иисусе, — охнул Эдгар. — Боже… Британский акцент исчез, и теперь он говорил как типичный житель Алабамы, откуда и был родом. Глостер стянул марлевую повязку, что закрывала половину его лица — к этому моменту персонаж уже лишился глаз — и оцепенел, безмолвно открывая и закрывая рот, словно рыба. У Артура не билось сердце. Дживан начал искусственное дыхание и непрямой массаж. По чьей-то команде опустился занавес — зашуршавшая ткань отрезала зал и приглушила свет на сцене. Пластиковый снег все продолжал падать. Охранники исчезли. Бело-голубую снежную вьюгу прорезал яркий свет флуоресцентных ламп. Дживан молча работал, временами поглядывая на лицо Артура. Пожалуйста, думал Дживан, ну давай. Глаза Артура оставались закрытыми. Ткань дернулась, пропуская кого-то на эту сторону, и рядом с Артуром на колени опустился мужчина в сером костюме. — Я кардиолог. Уолтер Джейкоби. Стекла очков зрительно увеличивали его глаза; на макушке назревала лысина. — Дживан Чоудхари. Он не знал, сколько уже там пробыл. |
