Я представил, как сурово выговариваю Раффлсу, усаживая его обратно в кресло, и слышу, как он шепотом благодарит меня по дороге домой. Впервые я бы вызволил его из беды, и мне даже хотелось, чтобы он в нее попал, — настолько я был уверен в каждом из моих последующих действий. За те несколько секунд, пока я рисовал себе это в воображении, мое состояние совершенно изменилось, теперь я настолько был уверен в успехе, что мог без особого волнения наблюдать за Раффлсом. А оно стоило того.

Он смело, совершенно беззвучно шагнул к парадной двери и остановился, готовый позвонить, если откроется дверь или кто-то вдруг появится, или сделать вид, что уже звонил. Но звонить ему не пришлось, в следующий миг я увидел, что его нога уже на почтовом ящике, а левая рука схватилась за перекладину вверху. Даже для закаленного сообщника, прекрасно знающего, что к чему, зрелище было захватывающим! Крепко держась левой рукой за перекладину, Раффлс вытянул правую руку как можно выше вверх и благополучно уцепился за край балкона.

Я огляделся и перевел дух. В освещенной столовой горничная смахивала крошки; квартал был так же пуст, как и раньше. Какое счастье, что был конец лета и многие дома еще пустовали. Я снова посмотрел вверх, Раффлс как раз перекидывал ногу через перила балкона. В следующую минуту он исчез за балконной дверью, а потом зажег внутри свет. Вот это уже было плохо, потому что по крайней мере я хорошо видел, что он там делает. Оказывается, главная глупость была еще впереди. И сделана она была только для меня, я сразу это понял, а Раффлс потом подтвердил; так вот, этот ненормальный напялил на себя маску из крепа и вышел в ней на балкон, раскланиваясь во все стороны, как шут какой-то.

Я пошел прочь, подталкивая пустое кресло, но затем вернулся. Не мог же я оставить Раффлса, даже если бы мне пришлось потом давать объяснения и по поводу его маски, если у него не хватит ума вовремя снять ее. Да, отвертеться будет трудно, но все-таки разве из инвалидного кресла совершают ограбления? А в остальном я полагался на доктора Теобальда. Тем временем Раффлс догадался уйти с балкона, и теперь мне была видна лишь его голова, когда он заглядывал в шкаф. Я как будто смотрел оперу, «Аиду» например, где две сцены разыгрываются одновременно — одна внизу, в подземелье, другая в храме над ним, наверху. Точно так же я одновременно следил, как Раффлс крадучись передвигался по комнате вверху и как муж с женой сидят за столом внизу. И совершенно внезапно, когда муж, пожав плечами, подлил себе в бокал, женщина вдруг отодвинула стул и направилась к двери.

Раффлс в это время стоял у камина. Он держал в руках одну из фотографий и внимательно изучал ее сквозь прорези для глаз в этой дурацкой маске, которая все еще была на нем. В конце концов она ему все-таки понадобится. Дама вышла из столовой, открыв и закрыв дверь; мужчина в это время еще раз наполнил бокал. Я бы крикнул, чтобы предупредить Раффлса о надвигающейся опасности, но в этот момент (именно в этот) на улице появился констебль (именно он, никто другой), степенно обходивший свой участок. Ну что я мог сделать, кроме как меланхолично взглянуть на кресло да спросить констебля, который час. Придется здесь, по-видимому, торчать весь вечер, заметил я — и сразу же понял, что эти слова лишают меня возможности воспользоваться всем моим заготовленным объяснением.