— Я забыла, а господина, который приотстал, как зовут? Замечательные у него бакенбарды! — спросила тем временем Суховская, которой нравились мужчины с буйной растительностью.

Тоннер уже догонял процессию, и Федор Михайлович смутился. Доктор все понял и представился повторно:

— Илья Андреевич Тоннер, доктор из Петербурга.

— Вы доктор? — переспросила Суховская низким томным голосом. — Ах! Я уже чувствую себя больной!

Тоннер чуть растерялся и тут же получил второй недвусмысленный призыв:

— Ваши пациентки, наверное, от вас без ума?

Илья Андреевич ответил иронично:

— Большинство из них, сударыня, не только без ума, но и без других признаков жизни. Как правило, я исследую мертвые тела.

— Зачем покойникам доктор? — удивилась Растоцкая.

Роос, давно любовавшийся вдовой, наконец, решился сделать комплимент:

— Мадам, вы напоминаете мне рубенсовских женщин.

— Федор Михайлович, переведите же, — уловив приятные нотки в голосе американца, потребовала Суховская. — Не владею языками. Матушка моя неграмотна была — в осьмнадцатом веке науки не требовались. Наняла мне француза-гувернера, по-русски был ни бум-бум. Учил меня, учил, а оказался греком. Так что и французского не знаю, и греческий позабыла — поговорить-то не с кем.

Терлецкий, видно, не знал, кто такой Рубенс, и перевел слова Рооса так:

— Вы напомнили ему женщин из Рубенса. — И от себя пояснил: — Это его родной город.

Деликатный Тоннер не решился поправить, и комплимент этнографа пропал зря. Только Вера Алексеевна ужаснулась:

— Что? В этом Рубенсе такие крупные женщины и столь щупленькие мужчины? Чудные они, американцы!

Въехали в парк Северских. Завидев слева на поляне поросший пожелтевшей травой холмик, Тоннер спросил у Растоцкого:

— Это что, могила?

— Да, — ответил Андрей Петрович, — Кати Северской, племянницы князя.

— Почему не на кладбище? — удивился Илья Андреевич.

— Как? Вы про Северских ничего не знаете? — снова обрадовалась Растоцкая.

Доктор помотал головой.

— Так я расскажу, — попыталась опередить подругу Суховская. — Носовка — не родовое их имение. Родовое у них в Нижегородской было…

— Как всегда все путаешь, — не сдалась Вера Алексеевна. — В Рязанской, только Василий Васильевич его проиграл. А Носовку Екатерина Вторая его брату подарила на свадьбу.

— Да не брату, — возмутилась Ольга Митрофановна, — а его невесте, своей любимой фрейлине.

— Звали ее Ольга Юсуфова, — быстро уточнила Растоцкая. — Да еще кучу бриллиантов дала ей впридачу. Те Северские, не в пример нынешним, широко жили, балы на всю округу закатывали, с соседями дружили.

— Пока жена в очередных родах не померла, — использовала маленькую паузу в речи подруги Суховская. — Деток любили, хотели побольше, а те все умирали.

— Не все! Одна выжила. Катя! — обрадованно уточнила Растоцкая, указав на могилку.

— Александр Васильевич, брат нынешнего князя, сам воспитанием и образованием дочери занимался. Кабы не война…

— Такой герой! К армии примкнуть не успел, так из своих мужиков отряд собрал, в хвост и в гриву французов бил.

— А девочка? Тоже в отряде была? — спросил Терлецкий.

— Девочку к Анне Михайловне отправил, к мачехе.