Изменить размер шрифта - +

— Все княгини ужас как спесивы, — подтвердила Растоцкая. — Кусманской шестой десяток пошел, старой девой помрет! Жениха под стать так и не нашла!

— А почему за Северского не вышла? — удивился Терлецкий.

— Для нее и он недостаточно породист, — пояснила Растоцкая. — Долго перебивать-то будете? Дружила Анна Михайловна только со своей сестрой, Марией, она с сыном у них в имении проживала, но пару лет назад померла. Анне Михайловне стало скучно, и завела она себе компаньонку.

— Поболтать-то даже княгиням хочется, — быстро вставила Суховская.

— Выписала откуда-то дальнюю родственницу, Анастасию. Девица лет двадцати. Не знаю, о чем старая перечница собиралась с ней болтать, но Василий Васильевич общий язык с девушкой нашел быстро. Уж больно красивая…

— Как кобыла сивая, — снова вставила свое словечко Суховская.

— Гаремчик свой князь прикрыл, думали, к свадьбе дело идет.

— А его мамаша? — спросил у Растоцкой Федор Максимович. — Компаньонка что, княгиней оказалась?

— Да нет! Просто Анна Михайловна к старости совсем соображать перестала. Хоть и доктор при ней круглосуточно, и лекарствами всякими пичкают, а двух слов связать не может. Опять меня сбили!

— Думали все, скоро Василий Васильевич с Настей поженятся, — напомнил нить разговора заботливый муж.

— Вот-вот! А он взял и охладел к Насте! К Лизавете начал с цветочками ездить. Потом, вижу, вместе на лошадях прогуливаются, по пруду на лодочках катаются! А затем и руку с сердцем предложил.

— Чему ты, Вера, удивляешься? — пожала плечами Суховская. — Настя, хоть и благородна, да голь перекатная.

— Да, — подытожил Андрей Петрович. — У Северского с Берг имение крупнейшим в уезде станет.

— Твоя правда, Люсенька, — согласилась супруга.

— Вот как у людей бывает: один муж дуба даст, Боженька другого пошлет, следующий помрет, нате вам еще, пожалуйста. А у некоторых, — всплакнула Суховская, — любви, может и на шестерых хватит, а любить-то некого!

— А мы через Лизабеточку, может, отношения с Северским наладим, — высказала затаенную мысль Вера Алексеевна.

— А что такое? — поинтересовался Терлецкий.

— Судимся. Пятый год судимся, — расстроенно ответствовал Андрей Петрович. — Ничем, кроме охоты, Северский не занимается. А когда в раж входит, ему все равно, по чьей земле зверя гнать, по своей или по моей. Полей нам потравил — не счесть. Я поначалу терпел. Все-таки человек знатный, не чета мне. Потом поехал, высказал все, а он меня… — плечи Растоцкого задрожали. — Он меня из окна выкинул. Теперь судимся. Федор Максимович, — обратился он к Терлецкому, — не могли бы вы, голубчик, подсобить? Много лет дело тянется.

— Не надо, Люсенька, — перебила мужа Вера Алексеевна. — Даст Бог, через Елизабету помиримся. — И, увидев, что американец отстал, засмотревшись на какую-то осеннюю букашку, шепотом спросила: — Федор, с чего это ты переводчиком к американцу нанялся? В должности понизили? Или задание какое особое?

— Люсенька, глупости спрашиваешь, — громким шепотом заметил Растоцкий. — Конечно, задание.

— Даже слепому видно! Федор Максимович за карбонарием приглядывает, — поддержала Андрея Петровича Суховская.

— Карбонарии в Италии! Оленька, ты хоть «Инвалид» иногда читай, — укорила подругу Растоцкая.

Быстрый переход