— Все княгини ужас как спесивы, — подтвердила Растоцкая. — Кусманской шестой десяток пошел, старой девой помрет! Жениха под стать так и не нашла!
— А почему за Северского не вышла? — удивился Терлецкий.
— Для нее и он недостаточно породист, — пояснила Растоцкая. — Долго перебивать-то будете? Дружила Анна Михайловна только со своей сестрой, Марией, она с сыном у них в имении проживала, но пару лет назад померла. Анне Михайловне стало скучно, и завела она себе компаньонку.
— Поболтать-то даже княгиням хочется, — быстро вставила Суховская.
— Выписала откуда-то дальнюю родственницу, Анастасию. Девица лет двадцати. Не знаю, о чем старая перечница собиралась с ней болтать, но Василий Васильевич общий язык с девушкой нашел быстро. Уж больно красивая…
— Как кобыла сивая, — снова вставила свое словечко Суховская.
— Гаремчик свой князь прикрыл, думали, к свадьбе дело идет.
— А его мамаша? — спросил у Растоцкой Федор Максимович. — Компаньонка что, княгиней оказалась?
— Да нет! Просто Анна Михайловна к старости совсем соображать перестала. Хоть и доктор при ней круглосуточно, и лекарствами всякими пичкают, а двух слов связать не может. Опять меня сбили!
— Думали все, скоро Василий Васильевич с Настей поженятся, — напомнил нить разговора заботливый муж.
— Вот-вот! А он взял и охладел к Насте! К Лизавете начал с цветочками ездить. Потом, вижу, вместе на лошадях прогуливаются, по пруду на лодочках катаются! А затем и руку с сердцем предложил.
— Чему ты, Вера, удивляешься? — пожала плечами Суховская. — Настя, хоть и благородна, да голь перекатная.
— Да, — подытожил Андрей Петрович. — У Северского с Берг имение крупнейшим в уезде станет.
— Твоя правда, Люсенька, — согласилась супруга.
— Вот как у людей бывает: один муж дуба даст, Боженька другого пошлет, следующий помрет, нате вам еще, пожалуйста. А у некоторых, — всплакнула Суховская, — любви, может и на шестерых хватит, а любить-то некого!
— А мы через Лизабеточку, может, отношения с Северским наладим, — высказала затаенную мысль Вера Алексеевна.
— А что такое? — поинтересовался Терлецкий.
— Судимся. Пятый год судимся, — расстроенно ответствовал Андрей Петрович. — Ничем, кроме охоты, Северский не занимается. А когда в раж входит, ему все равно, по чьей земле зверя гнать, по своей или по моей. Полей нам потравил — не счесть. Я поначалу терпел. Все-таки человек знатный, не чета мне. Потом поехал, высказал все, а он меня… — плечи Растоцкого задрожали. — Он меня из окна выкинул. Теперь судимся. Федор Максимович, — обратился он к Терлецкому, — не могли бы вы, голубчик, подсобить? Много лет дело тянется.
— Не надо, Люсенька, — перебила мужа Вера Алексеевна. — Даст Бог, через Елизабету помиримся. — И, увидев, что американец отстал, засмотревшись на какую-то осеннюю букашку, шепотом спросила: — Федор, с чего это ты переводчиком к американцу нанялся? В должности понизили? Или задание какое особое?
— Люсенька, глупости спрашиваешь, — громким шепотом заметил Растоцкий. — Конечно, задание.
— Даже слепому видно! Федор Максимович за карбонарием приглядывает, — поддержала Андрея Петровича Суховская.
— Карбонарии в Италии! Оленька, ты хоть «Инвалид» иногда читай, — укорила подругу Растоцкая. |