— Сейчас наложу в дюйме друг от друга две крепкие нитки на пищеприемный канал. Как бишь его по-латыни, Антон Альбертович? Не помните?

Глазьев помотал головой. Мол, плохо очень, ничего не помню.

— Oesophagus! — ответил сам себе Илья Андреевич. — Следующей ниткой перевяжу двенадцатиперстную кишку.

Кишки, это Денис знал точно, выводили переваренное наружу. Однако трубочка, на которую указал доктор, уходила куда-то вверх, под ребра.

Перевязав, доктор отсек пищевод и двенадцатиперстную кишку, а потом, подрезая скальпелем какие-то пленочки, аккуратно высвободил желудок.

— Крючки можно отпустить, а покойницу на время прикроем.

Держа в руке желудок, оказавшийся невзрачным изогнутым мешочком, Тоннер подошел к столу, где лежали бумаги.

— Переместитесь-ка с протоколом на тот стол, к трупу, — приказал он Угарову. — Здесь я устрою маленькую химическую лабораторию.

Одно дело смотреть за вскрытием через плечо, совсем другое — сесть за стол с мертвецом. Тут и опозориться, как Глазьев, недолго, или в обморок грохнуться. Но Денис, вновь вспомнив маменькину мудрость, собрал остатки мужества и перенес бумаги, пристроив их в ногах покойной.

Доктор, положив желудок в фаянсовый сосуд, снова взялся за скальпель. Вскрыв «мешочек» по всей длине, Тоннер вылил его содержимое в стеклянный кувшин.

— Так-с. В другой кувшин поместим рвотные массы Глазьева и проделаем те же манипуляции, — пояснил доктор. — Антон Альбертович, — обратился он к уже оправившемуся коллеге, — отнесите-ка желудок на секционный стол. Здесь места мало, мешает.

Глазьев осторожно, держа фаянсовый сосуд на вытянутых руках и стараясь в него не заглядывать, отнес препарат на другой стол, поставив поближе к покойной хозяйке.

— Какой яд вы ищете? — спросил Терлецкий.

— Самый убийственный! — ответил Тоннер. — Acidum borussicum, в России именуемый синильной кислотой.

— Я читал, смерть от нее мгновенна, — вспомнил Терлецкий.

— Если вдохнуть. — Доктор, отвечая на вопросы, не прекращал манипуляций. В оба кувшина добавил горячей воды, дал получившимся растворам отстояться, а затем аккуратно слил верхние, почти прозрачные слои в два винных бокала. — Но этот способ опасен для самого отравителя. Вдохнет случайно — и последует за жертвой. Поэтому травят либо раствором кислоты, либо ее солями.

— Чем чаще? — заинтересовался Терлецкий.

— Конечно, солями. Раствор быстро выдыхается, после чего становится почти безвредным: поболит у человека голова, помучается животом — и снова жив-здоров.

— Вы так хорошо про это знаете. Неужели опыты ставили? — с подозрением спросил урядник.

— Нет, книжки читал, — парировал Тоннер. — А вот соли очень удобны. Порошочек в банке с притертой крышкой хранится сколь угодно долго. В удобный момент высыпать в еду или питье — и через несколько минут, максимум через час, жертва мертва.

— Позвольте! — вмешался вернувшийся Глазьев. — Я вот слышал, что убитые синильной кислотой пахнут горьким миндалем! А у нас никакого запаха нет!

— Хороший вопрос! Раньше оную кислоту добывали лишь из миндаля или родственных ему растений. Абрикос, слива, вишня — все содержат в косточках эту отраву.

— А я люблю абрикосовую косточку расколоть и съесть ядрышко! — заявил Денис. — И пока не умер!

— Чтобы погибнуть, надо штук двести съесть, а то и больше, — разъяснил Тоннер. — Но вернемся к запаху.