— По какому делу? — переспросил доктор.

— Вон тот худой, — старик указал на одного из сидевших, — иностранец. Из самой из Америки до моей станции добрался. Дел, что ли, дома нет?

— Купец? — предположил Илья Андреевич.

— Кабы купец! Ученый! Приехал, видите ли, нас изучать! А зачем, спрашивается? Что мы, турки какие? — Словоохотливый старичок привстал с места. — Он сам как турка. Русского не знает, нанял в Смоленске толмача. Вот оба и дрыхнут. Документы ваши готовы-с.

Смотритель вернул Тоннеру подорожную и паспорт.

— Могу ехать? — осведомился доктор.

— Можете-с. Только не на чем. Подменных лошадей нету-с. Ваши отдохнут, и поедете.

Илья Андреевич вздохнул. Делать нечего, придется ждать.

— Прикажите-ка еды подать, любезнейший, — попросил он. Последний раз ему удалось перекусить часов восемнадцать назад, и взбунтовавшийся желудок напоминал о себе громким бурлением.

Смотритель закричал:

— Марфа! Барин кушать просят!

Из-за печки, с хозяйской половины раздался старушечий голос:

— Чаво кричишь? Напугал, окаянный. Не готовила еще! Чаю плесни.

Тоннер сел на лавку и устало прикрыл глаза. Нанятый непосредственно перед поездкой слуга оказался запойным. Все попытки привести его в чувство закончились безуспешно. Пусть теперь как хочет выбирается из Смоленска! Жаль только, сам доктор, уезжая оттуда второпях, позабыл запастись провиантом на обратную дорогу. А зря! Это на московском тракте можно пообедать, на остальных — шиш.

— Ну, чаю так чаю. Хоть согреюсь немного.

От крика смотрителя проснулись ученый с переводчиком. С первого взгляда было понятно, кто есть кто. Разве станет наш соотечественник улыбаться во весь рот незнакомцу? Нет, наш будет смотреть исподлобья, подозрительно: что за гусь такой перед ним?

Предполагаемый соотечественник, наигравшись в гляделки, неожиданно сообщил:

— У нас пряники остались. Вы, слышал, проголодались?

— Да, — ответил доктор и решил представиться: — Тоннер Илья Андреевич.

— Терлецкий Федор Максимович. — Мужчины, привстав, обменялись рукопожатием.

Среднего роста, плотный, коренастый доктор был на голову ниже переводчика и вдвое стройнее. Терлецкий широкой лапищей пребольно сжал тоннеровскую руку и пару раз ее тряхнул.

— Не стесняйтесь. — Он вытащил кулек с пряниками и пододвинул к Илье Андреевичу. — Позвольте и особу представить, при которой переводчиком состою. Корнелиус Роос, знаменитый американский путешественник и писатель.

Про такого Тоннер не слышал, но дружелюбно пожал руку и ему. Ростом американец не уступал переводчику, но на путешественника — в представлении доктора обязательно крепкого, жилистого, с обветренным, мужественным лицом — не походил. Скорее книжный червь, каких в университетах Германии, где когда-то стажировался, доктор видел немало: тонкая, сутулая фигура, круглые очки на вытянутой физиономии, любопытные глаза.

Доктор достал из дорожного саквояжа пакетик конфект — весь имевшийся у него провиант — и, пододвинув к пряникам, спросил у Терлецкого:

— Давно подмены ждете?

— Часов в восемь вечера приехали, после поляка. Не встретили? Он перед вашим приездом выехал.

— Это вы, барин, задремали-с, — сказал смотритель, подавая в больших глиняных кружках чай. — С полчаса прошло.

— Наших лошадок забрал почтовый курьер, а почтовых — поляк. Вот теперь и вы впереди. Один Бог знает, когда поедем.