Изменить размер шрифта - +
Не то, чтобы очень уж хотелось становиться ее хозяином. Просто не желаю погибать в когтях оборотня.

— Apage, bestia! — вкладываю всю волю и уверенность в латынь.

Она отшатывается, утекает.

Жарко…

Она, теперь уже девушка с темными волосами, плачет у кровати.

— Помогите мне… Я хочу быть человеком.

Я тоже хочу, чтобы она оставалась человеком, иначе мне не выжить. А жить хочется. Всего двадцать семь лет.

— Баш на баш… Постараюсь помочь тебе… ты поможешь мне… выкарабкаться…

Думал, не поймет. Но всё поняла. Ушла. Стучала посудой. Потом теребила, заставила сесть, подсунула к губам кружку. Горячий чай в ней пах хвоей, мятой и чабрецом. Возможно, очень правильно, только вот подбор трав… Но выпил с жадностью.

— Есть хотите? Я вам бульона сварила, из тетерева. Будете?

— Буду…

Едва соленый и пахнет неприятно. И, в общем, не так уж и хочется… Всё равно выпил до дна по привычке последнего месяца — съедать всё, потому что в следующий раз могут и не покормить. Откинулся на койку. Тряпье воняет омерзительно. Но когда холодно, выбирать не приходится.

— У вас температура, знаете?

— Ага… Сильная?

— Не знаю, я не умею определять. Но, кажется, вы очень горячий. Вы простыли, наверно.

Чередование алого света и мазутных мазков теней на потолке.

— Отлежусь…

— Еще хотите есть? Я могу вам мяса дать. Или бульона?

— Потом…

Снились оборотни с длиннющими зубами и почему-то крыльями, они терзали прикованное к скале за какой-то надобностью несчастное тело Андрея Шаговского, рвали на клочки, клевали… Хохотали и выли… И вроде еще маячили какой-то факел, кто-то осуждающе хмыкал, но факел вроде был из другой оперы, так и не разобрался…

 

Страшно. Очень страшно, если вдуматься. Только вдумываться и оставалось. Когда, опустошенная, возвратилась — и в домик, и в себя — вместе возвратился и страх. Опять этот, который всё еще ощущается возможной "добычей", что-то прошептал и снова шкуру содрало и вывернуло. В самый последний момент, когда уже забылось всё и вся. А в следующий раз его ведь с его странными и действенными словами может и не быть рядом. А я сама… не умею обратно… Испугалась за него. Он сказал принести ему поесть — принесла. И еще он просил травы — траву пришлось выуживать из-под снега, находить по запаху. Далеко от дома не отходила, поэтому нашла мало. Брала ту, что пахла подходяще. Не знала, будет ли толк. Но хоть чай. И еще бульон ему. Самой тоже продолжало хотеться есть — это ведь ненормально, что оно постоянно хочется? Только что вытерзала двух перепелок, белку и тетерю. Вторую ему…

Напоила горячим, крепко и остро пахнущим чаем, бульоном — не очень вкусным, к тому же несоленым почти, поскольку соль обнаружилась на самом дне солонки, а больше и не было… И аптечки, конечно, тоже нет. Аптечку тут никогда не оставляют — пропадут лекарства за зиму. Нет даже банальной зеленки.

После мужчина погрузился в беспокойный, тяжелый сон, в котором всё вздрагивал и постанывал, а Алина осталась в неверном свете оплывающей свечи одна. И наконец-то принялась приводить мысли в порядок. Как-то сразу сложилось в одну картинку — то ничего не понимала, осознавала урывками, а то раз — и кристальная ясность. Все бусинки — в одно ожерелье.

Тот мужчина был оборотнем. Не показалось. Поцарапал. Заразил… или как это называется? "Новообращенная" — сказал спасенный мужчина… Кстати, так и не спросила, как его зовут. Проснется — не забыть узнать. В общем, Алина Сергеевна Ковалева теперь не только штатный археолог областного музея археологии и этнологии, но и оборотень.

Быстрый переход