— Да. Ты звенишь, как струна, а мы пытаемся сгладить твои тяжёлые впечатления, — баскетболистка говорила серьёзные вещи с дурацким видом.

— Хотите прикол? — Хамасаки прикончила первую бутылочку и потянулась за второй. — Вы вот его трамбуете, а не видите: он уже три раза успешно пенту нажал.

— Да-а-а?! — одноклассницы как по команде прекратили маяться фигнёй и развернулись серьёзными лицами друг к другу.

— А чего тогда он по нам не жахнул? И кстати, откуда у него пента? — озадачилась спортсменка. — Даже у меня нет, дорого.

— На браслете было, базовая модификация — мама же ему не ширпотреб пододогнала. А не жахнул потому, что он её включал, а потом выключал. Ставлю на то, что боялся вам сделать больно, — японка и не подумала что-либо скрывать от единственных добровольных союзниц своего новоявленного "брата".

Тем более что лояльность свою они доказали не раз и не в теории.

— Этого не может быть. — Неожиданно хрипло проскрипела потомок Эскобаров. — Что угодно, но не это. Этого не может быть потому, что этого не может быть никогда.

— До чего у тебя занятный вид с голыми сиськами, верхом на мне — да с такой харей! — поторопился выпалить обиженный всеми русский.

— Если наша узкоглазая принцесса не шутит, я тебе в таком виде готова даже ноги перед сном мыть, затем эту воду пить, — серьёзно бросила латиноамериканка. — На центральной площади. С голыми, как ты говоришь, сиськами, вместо рабыни.

— Хренасе. — Рыжего, видимо, проняло без разбега.

Ну да, Мартинес нечасто балует других однозначной серьезностью.

— Просто кое-кто тугоумный не понимает, что это значит, — окончила она. — Хамасаки, а тебе не показалось?

— Я никогда не шучу на ТАКИЕ ТЕМЫ. — Миру коротко мотнула волосами слева направо. — В этом вопросе тоже не шучу, — торопливо уточнила она через секунду. — Держите, как знала.

В салоне между двумя диванами зажглась голограмма.

— Это его нейропрофиль за последние пять минут, — добавила риторическое японка. — Я пишу в динамике.

Кроме Седькова все и так всё поняли.

— Херасе. — Эрнандес положила пальцы ей на запястье, получила разрешение и прокрутила ролик замедленно подряд ещё несколько раз.

Мартинес коротко, но оглушительно (в запертом салоне) присвистнула:

— А ведь теперь понятно, за что тот обезьян пострадал.

— Убитый легавый? — машинально уточнила баскетболистка.

— Да.

— И я так думаю, что за это, — вздохнула Хамасаки, собираясь с мыслями. — Просто у него, скорее всего, стояло что-то профессиональное, он же полицейский. Может, он и не прямо такое увидел, но по типам активности мозга тоже ведь можно многое заподозрить.

— Легавые очень хорошо качают мониторинг, — подтвердила Айя, что-то сопоставляя. — Он, конечно, не уличный патрульный, но если начинал в молодости на улице, вполне может стоять какая-нибудь профессиональная ведомственная приложуха. Просто сносить не стал, когда на другую работу перевёлся.

— Имеешь ввиду, мониторинг собеседника на предмет нейроактивности?

— Там прежде всего на предмет агрессивности. Но во вкладках настройки могут быть какие угодно — в том числе, и на такое. Я видела, как оно работает, у нас кое-кому ставили, — неохотно, но откровенно пояснила Мартинес.

В её мимике или интонациях по-прежнему больше не было ни тени шутливости.

— Вы мне можете объяснить, какого чёрта здесь происходит? — Рыжий зашарил рукой внизу, пытаясь нащупать свои улетевшие с подачи Эрнандес штаны, находившиеся совсем в другом месте.

Миру наклонилась, достала их из-под дивана и бросила ему, чтобы не мучился:

— Ты когда-нибудь видел летающую улитку?

— Да.