— Я готов, совместно с твоими юристами, разработать и подписать любой тип соглашения — включая гарантии тебе лично со своей стороны — чтобы остаток своей жизни ты купался в золоте и внукам досталось. Даже живи ты тысячу лет.

Хамасаки замолчал.

— Видимо, меня в этом месте должно пронять, — предположил одноклассник. — Вы нагребаете личных обязательств, от которых кроме геморроя ничего иметь не будете — а я ещё лет девяносто вполне могу протянуть естественным образом. Это же сколько геморроя на вашу голову.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Хадзимэ, а зачем мне ваше предложение?

— Я ожидал, что ты можешь так ответить. Нахватался от своих латиноамериканок? О нематериальных ценностях?

— Ну почему только от них. Я знаю ещё как минимум одну японку, даже двух, которые тоже считают, что нематериальное рулит.

— Вот тебе вторая часть моего предложения, как раз для такого варианта. Ты же понимаешь, что в случае твоего необоснованного упрямства руководство концерна в моём единоличном лице может решить, что без тебя выкупать пакет на свободном рынке будет легче?

Мартинес подумала машинально, что если вместе с Рыжим не стало бы Тики, то отец Миру вообще получил бы всё почти даром и как автоматический наследник.

Вслух это сказано не было, но Виктор отлично просчитал подоплёку и сам:

— Нет человека — нет проблемы, знакомая формула. Заодно, к жене у вас тоже дальние и давние претензии. Знаете, раньше не имел возможности сказать вам, — одноклассник развернулся и направился обратно.

Хамасаки-старший последовал за ним.

— Хадзимэ, я просто не имел информации до последнего времени. — Седьков словно взвешивал каждое слово. — Не буду плодить у вас ложных надежд и дурацких ожиданий. Деньги, даже самые большие, я себе в любом случае заработаю сам: у меня есть две руки, две ноги, голова, умеющая думать. Мне шестнадцать лет и вся жизнь впереди.

— Головы и всей жизни впереди может не оказаться.

— Вы повторяетесь. Так вот. Если я возьму деньги у вас сейчас, я никогда не получу того, что этому телу, — Виктор постучал себя по животу, — больше всего хочется на самом деле.

— Да ну? И что это может быть? — японец удивился и на короткое мгновение даже стал похож на нормального человека.

— Справедливости, — Рыжий пожал плечами. — Хотя бы капельку справедливости. Верните Виктору Седькову убитого отца. У меня пока нет всей цепочки, но я уже отлично знаю, что произошло. И кто был заказчиком, а также идейным вдохновителем.

— Сильно. — Хадзимэ явно надавил на что-то в интерфейсе, потому что резко стал спокоен, как удав. — Сильно и неожиданно. Хотел бы я, чтобы и моя дочь также…

"В подобной ситуации" — и это вслух не прозвучало, но явно подразумевалось.

— Может, для этого надо поменьше е*ать её подруг? И загонять под плинтус при ней её мать, по крайней мере, пытаться? — равнодушно предположил Рыжий.

— А ты немало выяснил, — кивнул сам себе японец.

— Обладатель моего нынешнего рейтинга по определению и по конституции не может быть идиотом, — весело выдал Седьков без паузы и тут же заржал в своей кретинской манере.

Действительно талант, подумала Мартинес, продолжая подпирать стекляшку и сменив перед глазами ногти правой руки на ногти левой. Вон, Хадзимэ уже третий раз за две минуты себе принудительно дофамины повышает, чтоб выцарапывать глаза не броситься.

По закрытому каналу поступил вызов от матери. Айя ответила без звука, потому что не собиралась упускать ни единого слова из беседы Рыжего:

— Мам, тебе очень срочно? Я слегка занята.