Мартинес отлично понимала: сытая и спокойная федерация, особенно эта её часть, против нейропродуктов, уже запущенных в сеть (но пока не активированных), не могла ничего.

Н И Ч Е Г О.

Был у этого государства разнообразный опыт, позволявший уверенно прогнозировать: титульные первым делом обрежут сообщение с метрополией, чтобы обеспечить карантин. А потом несколько дней (в лучшем случае) на всех этажах власти будет царить хаос: поиски виноватых в первое время парализуют даже самые трезвые головы.

Лично её семья, в отличие от, аналогичный опыт имела. Этот опыт говорил: чем длиннее сейчас будет пауза, тем (парадокс), больше шансов на меньшие последствия.

Или даже, глядишь, пронесёт: не каждой атомной бомбой размахивают, чтоб взорвать.

"Разве что через Виктора этому Коули сказать", — Эрнандес написала то, что она и сама обдумывала.

"Тот на правила не смотрит, чёрный за эффективность", — согласилась Мартинес. — "Но вначале догоним и выпотрошим четвёртого. Или хотя бы уберём, если тихо взять на выходе из метро не получится. Коули конечно сольём всё — должен же кто-то и об антидотах печься".

"А-а-а, если ты сейчас не скажешь нашим, то и федералы в лице Коули никого теребить не будут? Тебя под расширение опросит, потом меня — и конец цепочки?".

"Ну. Дошло наконец".

* * *

За несколько минут до этого

— Тормозите. — Мартинес останавливает нашу процессию в третий раз за последние семь минут.

После возвращения с суда над Геной мы никак не дойдём до школы. Кажется, сюда быстрее ехали по пробкам треть города в будний день, чем от парковки по аллее идём до учебного корпуса сотню метров.

То мне позвонят, то Эрнандес с почти интимными вопросами на тему системы ценностей (которые действительно лучше обсуждать наедине).

— Что там? — Ана, такое впечатление, временами ощущает лучшую подругу как продолжение собственной руки.

За долю секунды в глазах баскетболистки загораются азарт, ожидание и предвкушение.

— Рыжий, не ругайся и не дерись. — Эскобар-младшая с виноватым видом распутывает наши руки и опускает взгляд.

Становится неожиданно тревожно.

— Я же никогда не поднимал руку на слабый пол первым, особенно на вас. Даже когда мы не дружили.

— Да то понятно, — она чешет затылок, глядя вниз. — В общем, первого оператора дронов наши поймали. Вот он.

Перед ней загорается голографический экран, на котором знакомый мне по первому суду парень-сапёр машет всем нам рукой (это он тогда сказал что судье, что у него два университетских диплома и что в местной полиции для него не нашлось работы даже обычным патрульным).

Вижу я уже лучше, чем раньше, но всё равно сориентироваться получается не сразу: даже наклонившись, только секунды через две замечаю неподвижно лежащее в углу у стены тело.

Сержант эскадрона всё это время что-то уверенно докладывает моей однокласснице, демонстрируя бурные эмоции лишь сверкающими глазами.

Ух ты, прямо как настоящая армия. Прикольно.

— Ух ты. — Так и говорю вслух.

И ведь понятия не имею, что с этим делать в том случае, если что-то решать должен я.

— Поглядел? — Мартинес оглядывается на меня, потом бросает короткую фразу соотечественнику и разрывает соединение.

— Доклал окончил; доклад приняла, — подсказывает Хамасаки по-английски.

— А о чём был доклад-то? — я реально ни слова не понял.

— Ты сам разрешил слить инфу по мини-дронам моим, — напоминает Айя, упирая указательный палец мне в грудь (видимо, для большей убедительности).

— Я не спорю. И?

— Да надоело мне всё вечно с родаками согласовывать, — неожиданно по-взрослому и хмуро признаётся она, разом выходя из амплуа девочки-латиноамериканки с ночной дискотеки.