Слушаю тебя.
Да он действительно нарезался! Ёмкость, если верить этикетке, литровая. Не хватает в ней почти половины.
Интересно, бутылка была нетронутой изначально?
— Тебе могу пфедловыть только сахав, — он указывает взглядом на начатую пачку рафинада, забрасывая кусочек в рот. — Угофайфя. Сорри за скомканность, но есть кое-какой форс-мажор.
На секунду задумавшись, светило педагогики вешает над столом голограмму таймера с обратным отсчётом от девятнадцати минут:
— Минутка в резерв, — поясняет он. — Мало ли, вдруг надо будет что-то срочно уточнить напоследок. Оно так обычно и бывает: сраных секунд не хватает на действительно важные вещи.
Предложить ему, что ли, ускоренный режим в чате? Если он так куда-то торопится, мелькает абсолютно идиотская идея на заднем плане.
Ещё и в таком состоянии спешит. Интересно, а что у него случилось.
Но сделать так — всё равно что вывалить о себе всё до задницы, чему не время и не место.
— Сэнсэй, я очень хотел посоветоваться. Откровенно поражён вашей степенью доверия в мой адрес, — киваю по очереди и на его бутылку в рабочее время, и на сигару в зубах. — Но испытываю смутные сомнения: а насколько вы сейчас адекватны в этом состоянии?
— Боюсь, мой юный друг, у тебя просто нет выбора, — пьяно хихикает завуч. — Если тебе действительно нужен мой комментарий, лично я бы тебе советовал не затягивать и не обращать внимания на антураж. — Он ведёт рукой от подбородка до брючного ремня. — Это мой самый серьёзный совет тебе за всё время, что мы знакомы.
— Ну, если вы так ставите вопрос. Ночью в пиццерии... — на полуслове осекаюсь и, неожиданно для себя, начинаю говорить короче и без иносказаний. — Наши с вами земляки из ночной пиццерии — государевы люди.
— Ты взял ещё четверых, обеспечение, — Трофимов делает небольшой глоток из бутылки. — И Эскобары их раскололи до самой жопы. Я в курсе. Дальше.
Хренасе.
— Вообще-то, их взяли люди Мартинес, а не я, — осторожно уточняю, раздумывая над такой его неожиданной осведомлённостью. — У меня пока не то влияние, чтобы иметь свою армию на улице.
— Да неважно! — раздражённо отмахивается педагог. — Понятно же, что твоя Айя не ради учебно-тренировочных упражнений личного состава во всё это ввязалась! В условиях реального тэвэдэ... улицы. Реальной улицы. Переходи уже к следующему этапу своего несомненно увлекательного опыта, бога ради! У нас действительно не так много времени. Я не шучу.
— Когда ехал из суда, на котором Гену посадили на полтора года, позвонил посол сегментов...
— Бородатый? Человек, назвавшийся послом, был с бородой?
— Да, лично Сапрыкин.
Под влиянием абсолютно тупого импульса, противоречащего всем возможным требованиям личной безопасности, зажигаю голограмму над столом и решительно протягиваю канал в ускоренном режиме от себя к интерфейсу Трофимова.
А в следующую долю секунды выступаю в роли изумлённого зрителя, как если не дотягивающий до второго юношеского новичок окажется в ринге против выступающего мастера спорта, а сам бой будет прямо влиять на их взаимный рейтинг внутри турнира.
В роли мешка выступаю, иначе говоря. Только неизбежным нокаутом после первого же размена становится чуть иное, не потеря сознания.
Завуч выстреливает целым каскадом телодвижений.
Во-первых, он активирует какой-то личный ускоряющий комплекс и отсекает мою физическую возможность подключиться к нему: канал с его стороны резко закрывается.
— НЕ ЛЕЗЬ КО МНЕ СЮДА! — ревёт он так, что у меня и правда почему-то отпадает желание соединять наши с ним интерфейсы.
Одновременно Трофимов каким-то необъяснимо филигранным движением дёргает своей бутылкой так, что часть алкоголя выплескивается мне в лицо. |