— Я не планирую обсуждать с тобой проблемы воспитания своего сына, — выплёвывает он резко. — Ладно, обойдёмся без моих вопросов. Я тебя увидел и впечатление о тебе составил. Учти на заметку: тот, кто кусает дающую руку, долго не живёт не только в Книге.

Молча пожимаю плечами.

— Если проблемы сына начнут доставлять проблемы мне, я буду решать их гораздо более жёстко, чем Рашид. На этом всё. — Кажется, папаша сверлит меня многозначительным взглядом, но у этого организма есть фильтр, зрение. — А мои возможности радикально отличаются в большую сторону.

Вместо ответа отхожу на несколько шагов и набираю Тику Хамасаки. Излагаю суть прямо здесь, не сходя с места.

Её голограмма, повинуясь управлению с той стороны, резко увеличивается и достигает практически реальных размеров.

Прозрачная Хамасаки-мать, парящая над аллеей парка, твёрдо отвечает:

— Я не думаю, если уж речь зашла об иерархиях, что у любых плебеев, — подчёркнуто "любых", — есть возможности спорить с титульной нацией. С любой из двух.

Отец Рашида задумчиво таращится в разрез её халата. Содержимое там хотя и не как у Эрнандес, но его явно пронимает.

До чего интересное представление.

— Виктор, я сейчас немного занята, но если мы созвонимся через четверть часа, я смогу дать тебе более подробные советы!

Затем она добавляет очень длинную фразу по-японски: вроде как мне, но явно для ушей другого.

Чёрт, надо учить язык.

Али-старший разворачивается и, не прощаясь, ни с того ни с сего уходит в направлении школы.

— У меня урок через пятнадцать минут, — тороплюсь сообщить Тике.

— Знаю. Значит, можем созвониться после этого урока, — японка кивает и отключается.

А я так до конца и не понимаю, какова была цель визита родителя толстого, пока Трофимов не начинает метать десятитысячные купюры через стол учительской и делать эти свои многозначительные предложения насчёт Первого лицея при Императорском Университете.

Оказывается, не свои у завуча деньги. Вот зачем отец Рашида шёл в школу, а не на выход.

* * *

Парень приехал вовремя, что интересно. Не просто на другой конец города, а в их пригород, куда маршрутов автобусов немного.

Она сама вышла ему открывать, но, похоже, кое-кто был просто не способен этого оценить в полной мере. Тика философски улыбнулась собственным мыслям и посторонилась, давая ему войти:

— Не передумал?

— С чего это? — Седьков даже обиделся. — Пацан сказал — пацан сделал.

— Очень достойное качество, — японка не стала кланяться или кивать, поскольку тонкости этикета жили отдельно от одноклассника дочери.

Вместо этого она подхватила его под руку и провела в дом:

— Дай, пожалуйста, концентратор?

Рыжий молча снял дешёвый браслет и вложил ей в ладонь.

Когда японка вернулась через полчаса, он задумчиво доедал вазу с фруктами на маленьком столике.

— Держи, — японка собственноручно надела гаджет на запястье подростка. — Уже говорила, но повторю: Виктор, это абсолютно незаконно. Обычно в некоторых интересных организациях, — она поиграла бровями, — подобная работа очень неплохо оплачивается.

— Мы же не якудза, — равнодушно отмахнулся он.

На удивление тонко (для себя) ухватывая суть.

— Важен сам принцип, — не согласилась женщина. — Учиться правильным решениям можно в любых местах. Не откажешься со мной пообедать? В доме больше никого, можешь не стесняться.

— И не думал, — заявил он к её удивлению. — У нас поговорка есть: "В еде стесненья нет".