Имена виновных открывались особенным способом, тешившим Марфу Андревну. Для этого Марфа Андревна приказывала ключнице отпирать дверь и пропускать через нее по одному человеку, объявляя при этом вслух имя каждого, кто покажется. По этому приказу замкнутая дверь коридора слегка приотворялась, и Марфа Андревна и ключница одновременно поднимали над головами – одна фонарик, другая – просто горящую свечку. Западня была открыта, и птиц начинали выпускать. Ключница давала протискиваться одному и, вглядываясь ему в лицо, возглашала:
– Первый Ванька Индюк!
Марфа Андревна отвечала ей:
– Пропусти!
Лакей Ванька Индюк проскользал в дверь и исчезал в темном пространстве. Ключница пропускала другого и возглашала:
– Ткач Есафей!
– Пропусти! Экой дурак, и он туда же: ноги колесом, а грехи с ума не идут.
Опять пропуск.
– Иван Пешка.
– Пусти его.
– Егор Кажиён!..
Ключница переменяла тон и взвизгивала:
– Ах ты боже мой, да что ж это такое?
– Ну!.. Чего ты там закомонничала?
– Да как же, сударыня: один сверху идет, а двое снизу крадком пролезают.
– Не пускай никого, никого понизу не пускай.
– Да, матушка, за ноги щипются!
– Эй вы! не сметь за ноги щипаться! – командует Марфа Андревна, и опять начинается пропуск.
– Аннушка Круглая.
– Хороша голубка! Что тот год, что этот, все одно на уме!.. Пусти ее!
– Малашка Софронова!
– Ишь ты! Сказать надо это отцу, чтоб мокрой крапивой посек. Пусти.
Долго идет эта перекличка и немало возбуждает всеобщего хохота, и, наконец, кучка заметно редеет. Марфа Андревна становится еще деятельнее и спрашивает:
– Ну, это кто последние, что сами не идут? Вы!.. Верно, старики есть?
– Есть-с, – отвечает ключница.
– Ну ступай, ступай, нечего тут гнуться!
Одна фигура сгибается, норовит проскользнуть мимо ключницы, но та ее прижимает дверью.
– Акулина-прянишница, – отвечает ключница.
– А, Акулина Степановна! А тебе б, мать Акулина Степановна, кажется, пора уж и на горох воробьев пугать становиться, – замечает Марфа Андревна. – Да и с кем же это ты, дорогая, заблудилася?
Раздавался поголовный сдержанный смех.
Марфу Андревну это смешило, и она во что бы то ни стало решалась обнаружить тайну прянишницы Акулины.
– Сейчас сознаваться, кто? – приставала она, грозно постукивая палочкой. – Акулина! слышишь, сейчас говори!
– Матушка… да как же я могу на себя выговорить, – раздавался голос Акулины.
– Ну ты, Семен Козырь!.. Это ты?
– Я-с, матушка Марфа Андревна, – отвечал из темного уголка массивный седой лакей Семен Козырь.
– Тоже хорошо! Когда уж это грех-то над тобою сжалится да покинет?
Козырь молчит.
– Ну, ты зато никогда не лжешь, – говори, кто старушку увел, да не лги гляди!
– Нет, матушка, не лгу. |