Для австрийцев досуг становится, собственно, paбочим временем, говорит Регер. Многие австрийцы не знают, чем занять свой досуг, а потому заполняют его тупой работой. Всю неделю они просиживают за письменными столами или простаивают за станками, зато по субботам и воскресеньям они облачаются в рабочий комбинезон, чтобы допустим, побелить собственную квартиру, прибить что-нибудь на чердаке или же вымыть cобственную машину. Иррзиглер и является таким вполне типичным австрийцем, поскольку бургенландцы вообще самые типичные австрийцы. Лишь единожды за неделю бургенландец часа надва, самое большее — на два с половиной надевает свой выходной костюм, чтобы пойти в церковь, остальное время отдано рабочему комбинезону, говорит Регер, и так всю жизнь. Бургенландец целую неделю трудится, спит мало, но крепко, а по воскресным и праздничным дням он, надев выходной костюм, идет в церковь, дабы воздать хвалу Господу, после чего опять меняет выходной костюм на рабочий комбинезон. Даже в современном индустриальном обществе бургенландец остается прирожденным крестьянином; проработай он на заводе хоть десятки лет, бургенландец все равно останется таким же крестьянином, каким были его предки; бургенландцу навеки суждено быть крестьянином, говорит Регер. Уж сколько лет прожил Иррзиглер в Вене, а в нем до сих пор жива крестьянская натура, говорит Регер. Между прочим, крестьянину всегда шел мундир. По словам Регера, крестьянин от века либо оставался крестьянином, либо надевал форму. Если в семье бывало несколько сыновей, то кто-то из них продолжал крестьянствовать, а кто- то надевал либо военную форму, либо чиновничий мундир, либо католическую сутану, так уж повелось исстари. Бургенландец либо остается крестьянином, либо надевает ту или иную форму; если же он не может сделать ни того ни другого, он неминуемо гибнет, говорит Регер. Для вышедших из крестьянского сословия веками существовало единственное прибежище, коим служил мундир, говорит Регер. Иррзиглер и сам считает, что ему сильно повезло, ибо должность смотрителя в Художественно-историческом музее оказывается вакантной не чаще одного раза за несколько лет, а именно когда кто-либо из прежних смотрителей уходит на пенсию или умирает. Бургенландцев охотно берут музейными смотрителями, Иррзиглер затрудняется объяснить причину, однако несомненен тот факт, что большинство смотрителей венских музеев родом из Бургенланда. Возможно, дело в том, сказал однажды Иррзиглер, что бургенландцы слывут людьми честными, скромными, впрочем, одновременно и довольно глупыми. А еще, по его словам, бургенландцам удалось до сих пор сохранить ровный характер. Глядя на то, как обстоят дела в полиции, Иррзиглер рад, что полиция не взяла его к себе. Когда-то он, дескать, подумывал уйти в монастырь, где тоже дают бесплатную одежду, тем более что монастырям сейчас необходимо свежее пополнение, однако там он остался бы мирянином, бельцом, которые лишь ишачат, как он выразился, на монахов и священников, ведущих роскошную жизнь за счет послушных и безропотных бельцов. Ему, дескать, пришлось бы колоть дрова, задавать свиньям корм, горбатиться летом под палящим солнцем на прополке капустных грядок, зимой расчищать лопатой сугробы на монастырских дорожках. Бельцы, живущие при монастырях, — несчастные люди, а Иррзиглеру вовсе бы не хотелось сделаться таковым. Родители желали, чтобы я пошел в монастырь, сказал Иррзиглер, меня бы туда сразу приняли, меня уже ждали в одном тирольском монастыре. Жизнь у бельца хуже, чем у арестанта, сказал Иррзиглер. По его словам, монахи и священники живут в монастырях припеваючи, а бельцы прислуживают им, словно рабы. Там, дескать, до сих пор сохранилось средневековое рабство, бельцам даже улыбаться не позволяют, а кормят только объедками. Не хочется, мол, гнуть спину на зажравшихся богословов или, как он их называет, богоизвращенцев, которые роскошествуют в монастырях, по этому он вовремя одумался, сказал Иррзиглер. Однажды Регер пригласил Иррзиглера и его семью в парк Пратер, это произошло уже в ту пору, когда жена Регера была прикована к постели. |