Таким образом получается, что я обязан Художественно-историческому музею очень многим, сказал Регер с улыбкой, но дело, конечно, не в этом. Знаете ли вы, что дома у моей жены, который находится в венском Гринциге на Химмельштрассе, есть настолько большой сейф, что там свободно могут разместиться несколько человек? В этом сейфе хранились бесценные инструменты Страдивари, Гварнери и Маджини. Не говоря уж об остальном. Годы войны моя жена, как и я, провела в Лондоне, и странно, что мы не повстречались еще там, поскольку моя жена вращалась тогда в тех же кругах лондонского общества, что и я. Мы годами ходили рядом, но наши пути не пересекались. Между прочим, еще до того, как мы поженились, моя жена подарила несколько картин Художественно-историческому музею, сказал Регер, среди них была одна довольно ценная, то есть не самая неудачная вещь Фурини, ее можно увидеть здесь рядом с Жиголи и Эмполи, точнее, как раз между Эмполи и Жиголи, которого я, признаться, не люблю. После свадьбы моя жена перестала дарить картины, я объяснил ей, что делать подарки бессмысленно, это занятие просто глупое. Представьте себе, однажды, еще до нашей свадьбы, моя жена подарила одной из своих племянниц вид Вены работы, кажется, Гауермана, в манере бидермайер. Спустя год моя жена из любопытства заглянула в Музей города Вены, желая просто скоротать время, и обнаружила в этом музее, который, по-моему, ничего интересного из себя не представляет, ту самую картину Гауермана, подаренную племяннице. Вообразите, какой это был удар. Она тут же обратилась в дирекцию музея, где выяснила, что племянница продала картину буквально через несколько недель, если даже не дней, после того, как получила ее в подарок от своей тети, моей будущей жены, продала Музею города Вены за двести тысяч. Делать подарки — величайшая глупость, сказал Регер. Я объяснил это жене, и с тех пор она перестала делать подарки. Мы, как говорится, с кровью сердца отрываем от себя дорогую нам вещь, любимое произведение искусства, а получивший подарок идет и безо всякого зазрения совести тут же продает его за баснословные деньги, сказал Регер. Делать подарки — дурная привычка, отчасти она объясняется тем, что человек хочет загладить какую-то свою вину, отчасти распространенной у нас боязнью одиночества; это скверный обычай, им обесценивается и сам подарок, который, по мнению того, кому он сделан, мог бы быть гораздо дороже, а в результате подарок не приносит никому и ничего, кроме ненависти. Я никогда в жизни ничего не дарил, сказал Регер, зато никогда и не принимал подарков, я всю жизнь их боялся. А вы знаете, что Иррзиглер причастен к нашему браку? Как выяснилось позднее, когда моя жена в полном изнеможении прислонилась к стене зала Себастьяно, Иррзиглер обратился к ней и предложил ей посидеть в зале Бордоне. Иррзиглер проводил ее из зала Себастьяно в зал Бордоне и посоветовал там отдохнуть на скамье, сказал Регер. Если бы Иррзиглер не проводил ее в зал Бордоне, то знакомство, вероятно, не состоялось бы. Как вы знаете, я не верю в слепую случайность, сказал он. В этом смысле можно считать Иррзиглера нашим сватом, сказал Регер. Продолжительное время ни я, ни моя жена не подозревали о том, что Иррзиглер сосватал нас, но однажды, восстановив обстоятельства нашего знакомства, мы догадались об этом. Иррзиглер как-то раз признался, что в тот день он довольно долго наблюдал за моей женой в зале Себастьяно, хотя сам толком не понимал, почему; что-то в ее поведении ему показалось странным, eму даже почудилось, будто она собирается сфотографировать одну из картин, висящих в зале Себастьяно, что категорически запрещено; ему даже померещилось, что она прячет в слишком большой для музея сумке фотоаппарат, и лишь потом он заметил, что она попросту валится с ног от усталости. Люди обычно совершают в музеях одну и ту же ошибку, они хотят увидеть сразу все, поэтому долго расхаживают по залам и долго разглядывают картины, пока вконец не выбиваются из сил оттого, что объелись искусством. То же самое произошло и с моей будущей женой; Иррзиглер взял ее под руку и отвел в зал Бордоне, оставаясь весьма предупредительным, как она вспоминала позднее, сказал Регер. |