– Его голос, – сказал я.

– Я актриса. Он эксцентрик, затворник. Раз плюнуть.

– Тогда вы сами себе сторож, – заключил я. – Почему вы не отпустите себя на волю?

Я протянул ключ (хотя решетка, через которую я вошел, оставалась незапертой).

Она отпрянула от него, как от огня.

– Мир несет мне только ужас. Там все чрезмерно. Я хочу удалиться от него, а не приблизиться к нему. Осо бенно теперь, когда мистер Билл умер.

– Почему же вы не отказались от «Полужизни»?

– Отказалась давно. Сразу после его смерти. Я ревновала, хотела последовать за ним. К несчастью, «Полужизнь» накапливается в мышцах.

– Как диоксид.

– Откуда вы знаете? Не важно. То, что мы построили, освободит меня. А освободит меня любовь.

– Любовь?

– Жучок. Вы же помните маленького, томящегося от любви жучка.

Я рассказал ей, что случилось. В глазах моих внезапно заблестело нечто очень похожее на слезы, но они исчезли прежде, чем я смог удостовериться.

– Все нормально, – сказала она. – Смерть подтвердила его жизнь. Важно то, что Бюро следило за вами, не зная, что александрийцы следили за Бюро.

– И вы им позволили? – в шоке воскликнул я. – Даже несмотря на то, что они собирались уничтожить все, что сумели сохранить «Библиотечные александрийцы»?

– Нет огня без библиотеки, – ответила она. – Жизни без смерти, свободы без тюрьмы, начала без конца. Только прослышав, что они в пути, я поняла, что кpyг замкнулся.

Внезапно до меня дошло. Вот ее выход. «Огненные александрийцы» шли, чтобы освободить ее. Красный свет сквозь отверстие, как стена огня, казалось, подтверждал догадку. Закат.

– Они придут, чтобы сжечь «Миллениум» дотла, – повторил я. – Они все уничтожат.

– Необязательно. Не все, – улыбнулась она. – Вы ведь старьевщик, не так ли? Тогда принимайтесь за работу. У вас день, неделя, может, даже месяц. Выбирайте своих Бессмертных, несите их обратно на платформу. Бобы вывезут их.

– Куда?

– Разве вас это волнует? Когда‑нибудь волновало? Бобы согласились вернуть их в оборот, где они попытают счастья вместе со всеми остальными. На блошиные рынки. Бутлегерам. Кто знает?

Я увидел свой шанс.

– Я начну с Вильямса.

– Я так и думала, – сказала она. – И просила Лен‑ни присмотреть за ним. И знаешь что?

Она протянула пустую руку, и мне показалось, меня дразнят. Потом я понял, чего она хочет, и отдал ей обложку.

Дамарис залезла под матрас и вытащила пластинку, все еще в маленьком бумажном конверте, вложила в обложку, конверт в конверт.

– Вот.

Она вручила мне пластинку и проговорила низким хриплым мужским голосом:

– Теперь идите и делайте то, чему вас учили. То, зачем пришли сюда. Бессмертные там будут. Сколько и кто конкретно, зависит от того, что вы успеете до прихода «Огненных александрийцев».

– Тогда что делает творца Бессмертным?

– Бессмертие означает только, что они получают еще один шанс.

Я сомневался. Однако у меня всегда возникали сомнения, и я никогда не позволял им мешать работе.

Я протянул ей руку, но она уже отвернулась на кровати. Я встал. Поднял решетку, потом остановился, посмотрел на Дамарис, легендарную кинозвезду, богиню александрийцев, библиотечных и огненных, как оказалось, в последний раз.