Серебряная Ласка послушалась. Она сняла через голову кухлянку под которой ничего не было. Видимо её тканые поддёвки износились, а сплести для себя новые было недосуг. За это её следовало отругать — небрежение к себе для женщины, скверное дело и не оправдывается никакими делами первостепенной важности. Но он снова промолчал. Успеется.

По знаку шамана она снова легла на своё ложе. Старик оглядел молодое, крепкое от природы и такое красивое тело. Такими формами редко могли похвастаться даже юные девушки. Конечно, она исхудала, но не потеряла своей женственности и привлекательности.

Крутые бёдра, тонкая, несмотря на двух детей, талия, полная грудь, не потерявшая своей округлой формы, не отвисшая и упругая. В последний раз голенькой он видел её во время летней пляски, ещё до того, как она вошла в возраст невесты. Тогда ей было… тринадцать? Нет, четырнадцать лет.

Это была ещё девушка — подросток, гадкий утёнок, которому только предстояло стать прекрасным лебедем. Нынешние роскошные формы тогда только намечались, но уже было видно, какая красавица из неё вырастит. Зато сейчас…

А сколько ей сейчас? Двадцать пять? Нет, двадцать семь, если не двадцать восемь. Хоши не придавал значения своим годам, а потому немного путался в количестве прошедшего времени. Он не знал точно, когда она взяла себе первого мужчину. Обряд посвящения в невесты он провёл опять же таки сам, когда ей исполнилось пятнадцать. Тогда она снова «умерла» и снова «родилась», теперь уже в новом статусе.

Н-да. Большая Росомаха вошёл в её дом или сразу, или через год. Хоши не знал этого, потому что сразу после совершения обряда её посвящения, он ушёл в далёкое путешествие и вернулся только через несколько лет. Племя располагало не одним шаманом, но он был среди них самым учёным и уважаемым. Поэтому он жил, как хотел и мог не спрашивать у совета вождей разрешение на прогулку.

Просто он знать ничего не хотел о её мужчинах! Теперь он ругал себя за это. Фактически, он, старый дурак, бросил свою любимицу без поддержки. Какую же слабость он проявил тогда!

Пустоголовая ревность неизвестно к кому, повернула их судьбы под иным углом, и всё сложилось совсем не так, как могло бы, если б он остался. Положа руку на сердце, он тогда в глубине души отчаянно жалел, что он старик. Нет, он не допускал даже мысли о том, что она может сделать его своим мужчиной, а она привела в свой дом Большую Росомаху, который был старше, чем Хоши! А что если не только ум, но и возраст Росомахи сыграли роль в её выборе? Ведь она привыкла быть рядом с престарелым умником…

От таких мыслей Хоши бросило в жар. Ведь если б он не ушёл тогда, то мог бы стать мужем и отцом. Тогда и Ласка не лишилась бы двух своих мужчин, тогда не было бы её болезни…

Тут Хоши одёрнул себя, как рассерженный наставник одёргивает ученика, начавшего считать ворон. О чём он думает? Ласка больна, и её надо спасать, остальное неважно! (К тому же, если бы он тогда остался, то всё могло бы быть и не так, и не этак, а как-нибудь ещё. Хоши иногда мог заглянуть в чьё-нибудь будущее, но только не в своё, а уж сказать, что было бы, если б события человеческой жизни можно было хоть чуть-чуть повернуть в прошлом в другую сторону, этого он не мог никогда. Насколько ему было известно, этого вообще не мог никто из шаманов.)

Итак, снаружи у Серебряной Ласки было всё в порядке, теперь ему требовалось осмотреть её изнутри.

— Скажи мне, девочка, вот что… — Заговорил старый Хоши так, как будто собирался расспросить её о чём-то важном. Но когда она повернула к нему голову, быстро сунул ей под нос свою руку и раздавил пальцами крохотное яйцо луговой птички, вымоченное в настое сонных трав.

Ласка взглянула на него с недоумением, но тут же закатила глаза и уронила голову на кожаный подголовник. Хоши задержал дыхание, чтобы не вдохнуть случайно пары, отправляющие на время человека в мир духов, и быстро вставил себе в нос два комочка мха смоченного снадобьем обезвреживающим действие сонного зелья.