Тень Джона Бэньяна *, это ты привела в зал заседаний мистера Маньяка Патриарха! Дитя мое, закрой свои глазки скорее и посыпь головку пеплом из ближайшей кучи золы, ибо дни твои сочтены!

- Мистер Маньяк Патриарх, вы много времени уделили изучению пьянства?

- Чрезвычайно много.

- Примерно сколько лет?

- Семьдесят.

- Мистер Маньяк Патриарх, приходилось ли вам когда-либо бывать в Уайтчепле?

- Миллион раз.

- Не приходилось ли вам при виде сцен, которые разыгрывались у вас на глазах, проливать слезы?

- Приходилось. Океаны слез!

- Мистер Маньяк Патриарх, продолжайте, пожалуйста, ваши показания.

- Извольте. Один я, собственно, и в состоянии пролить свет на это дело. Единственный осведомленный в этой области человек - это я. Не путайте меня с остальными. Все они - самозванцы. Я - первый и единственный. Рассказывают, будто кто-то, кроме меня, заглядывал в эти трясины отчаяния и пытался спасти тех, кто в них увяз. Не верьте. Подлинно только то, что скреплено моей собственноручной подписью. Никто не оплакивал горести и пороки низшего сословия, кроме меня. Никто не думал о них так непрестанно, как я, во сне и наяву. Пусть никто и не пытается вытащить несчастных пьянчужек из этой трясины и поставить их на ноги. Никто, кроме меня, не знает, как за это взяться!

- Как по-вашему, можно ли считать, что народ испытывает истинную потребность в пиве либо вине?

- Разумеется, нет. Я-то знаю, и я вам говорю, что такой потребности нет и не существует.

- Тогда считаете ли вы, что для народа было бы лишением потерять доступ к пиву и спиртным напиткам?

- Конечно, нет. Я-то знаю, и я вам говорю, никакого лишения!

Вот так-то и расправляются с нашим Большим Ребенком. Решено - как членами парламента, так и маньяками, что он не способен разобраться ни в чем и что ему никогда не раскусить произвольный характер этих дурацких выводов. То, что целый народ - смирный, вежливый, благоразумный народ, чей здравый смысл и добродушие вызывают восхищение непредубежденных иностранцев, а также любовь и уважение тех соотечественников, которые имеют мужество доверять ему, быть с ним откровенный, то, что целый народ судят по отдельным подонкам, вышедшим из его среды, что целый народ заставляют быть в ответе за этих подожков, наказывают его за этих подонков, - есть возмутительнейшая несправедливость, дичайшая нелепость, и те, кто придерживаются этого принципа, проявляют полнейшее невежество относительно свойств английского ума и характера. Когда подобное невежество проявляют маньяки, это еще полбеды; но вот когда их начинают поддерживать члены парламента - дело становится серьезным. Ибо, если они не в состоянии понять Народ, для которого издают законы, если они так злостно недооценивают его, какая же возможна гармония между членами парламента, Народом и законами, раз они представляют собой столь запутанный клубок противоречий?

Нам, как, впрочем, и всем порядочным людям вообще, совершенно незачем идти в Вестминстер либо еще куда, чтобы метать громы против невоздержанности. Нам она ненавистна, мы бы близко не подпустили ее к себе; если бы мы могли представить, что эта отвратительная привычка может когда-либо в будущем омрачить существование самого любимого из наших детей, мы предпочли бы, чтобы он умер тут же, в самом расцвете своей младенческой красы. Сдерживайте негодяев, ради бога, и всеми возможными способами - но только не карайте, не вяжите, не порочьте трезвый, трудолюбивый, умеренный в своих потребностях, благопристойный в развлечениях, в поте лица своего трудящийся рабочий народ! Добродетельные малайцы из палаты лордов или Эксетер-Холла, которые предаются разгулу, не менее противны нам, нежели порочные малайцы из матросских меблированных комнат в Розерхайде. Ни в том, ни в другом случае мы не потерпим, чтобы нам всаживали нож в спину, и утверждаем, что никто, к какой бы разновидности маньяков он ни принадлежал, не имеет права бросаться с ножом на мирных граждан и причинять им увечья.