Мы позволяем себе выступить против практики цитирования, в поддержку этой системы, ложных речей, которые не были ни проверены, ни испытаны за пределами тюрьмы в мире свободного труда. Мы считаем, что они ничего не доказывают и ничего не стоят, являя собой всего лишь огорчительный пример того духовного самолюбования и самомнения, о которых мы уже говорили. Это характерно не только для системы одиночного заключения в Рединге. Мисс Мартино*, которая в целом вполне положительно оценила филадельфийскую одиночную тюрьму, наблюдала то же самое и там. "Впечатление от узников, с которыми я познакомилась, - говорит она, - было отнюдь не обнадеживающим. Некоторые из заключенных были до того глупы, что с ними в большей или меньшей степени можно было не считаться. Другие так омерзительно лицемерили и были до такой степени уверены, что уже никогда не согрешат (уверенность, неотделимая от лицемерия), что я нисколько не сомневаюсь в том, что в один прекрасный день они опять очутятся в тюрьме. Один парень, моряк, снискавший себе печальную славу тем, что лишил жизни больше народу, чем, вероятно, любой убийца Соединенных Штатов, был абсолютно уверен, что отныне вполне добродетелен. Он никогда не притронется ни к чему, крепче чая, и ни за что не посягнет на чьи-нибудь деньги или жизнь. Я сказала ему, что, по моему мнению, он не может быть во всем этом уверен, пока не увидит денег или не вдохнет запаха крепких напитков, и что его уверенность в себе превосходит ту, которую я хотела бы питать относительно себя самой. Он тряхнул в мою сторону копной рыжих волос, свирепо поглядел на меня своим единственным глазом и сказал, что уже слышал все это. Он был худшим из людей, но Христос смилостивился над его несчастной душой". (Заметьте снова, что это подтверждает наши общие наблюдения о том, что его совершенно не волнуют души тех, кого он убил.)

Предлагаем вниманию читателей другой приводимый мистером Филдом пример оздоровления психики под влиянием одиночного заключения.

"Вследствие грозящего голода день 25 марта прошлого года был объявлен днем общего поста. В моем дневнике в этот день записано следующее: "В течение вечера я посетил многих заключенных и, к большому своему удовлетворению, обнаружил, что многие из них провели этот день так, как приличествовало их положению и намеченной цели. Я считаю необходимым отметить следующее замечательное доказательство эффективности дисциплины... Все они получили свой обычный рацион. Сегодня вечером я прежде всего обошел камеры узников-новичков, ожидающих разбора своих дел (отделение A. I), и среди них (их было более двадцати) только трое отказались от какой бы то ни было пищи. Затем я обошел двадцать одного заключенного, из тех, которые уже провели некоторое время в тюрьме (отделение C. I), и там я обнаружил, что некоторые воздержались от пищи вообще, а две трети воздержались частично". Допустим, это произошло не потому, что им давали больше, чем они могли съесть, хотя мы знаем, что при таком рационе даже это иногда случается - в особенности когда дело касается лиц, находившихся долгое время в заключении. "Ответ одного узника, к которому я обратился с вопросом относительно его воздержания, был, я полагаю, искренним и очень мне понравился. "Сэр, я был не в состоянии есть сегодня при мысли о тех бедных-голодающих, но я надеюсь, что молился достаточно усердно за то, чтобы господь послал им какую-нибудь пищу".