Всей родни у меня - один брат. Если он чего и попросит у меня, я не даю. Все люди - братья, так почему же я должен делать исключение для него одного?

Живу я в старинном городе, у нас свой собор. Нет, к церкви я касательства не имею, но это не значит, что у меня нет места. Ну, да это неважно! Может быть, и тепленькое. Может быть, и синекура. Словом, это мое дело. Может, да, а может - нет. Я и брату ничего не рассказываю о себе, а я всех людей почитаю за братьев. Негр, скажем, ведь он - человек и брат, так что же - прикажете отчитываться в своих делах перед ним? Ну, нет!

Я частенько наведываюсь в Лондон. Хороший город. Я так смотрю на это дело: в Лондоне, конечно, жизнь дорогая, зато там вы за свои деньги получаете настоящую вещь - то есть я хочу сказать, тут все первостатейное. Такого вы нигде, ни в каком другом месте не достанете. Потому-то я и говорю всем, кто хочет получить за свои денежки настоящую вещь: "Поезжайте в Лондон, там и купите, что надо".

Сам-то я поступаю вот как. Еду прямешенько к миссис Ским в "Частную Гостиницу и Пансион для коммивояжеров", что возле Олдерсгейт-стрит, Сити (в железнодорожном путеводителе Бредшоу имеется адрес, там-то я его и разыскал), и плачу девять пенсов в день за "постель и завтрак, с мясом и услугами включительно". Я рассчитал все в точности и убедился, что за мой счет миссис Ским никоим образом не разживется. Напротив, полагаю, если б все ее клиенты были бы такими же, как я, эта женщина разорилась бы через месяц.

Вы можете спросить, зачем я останавливаюсь у миссис Ским, когда я мог бы остановиться в гостинице Клэрендон? Давайте рассудим. Что, кроме сна, может предложить мне постель в Клэрендоне? Ничего. Ну так вот, сон в гостинице - вещь дорогая, и у миссис Ским он обходится во много раз дешевле. Я произвел расчеты и могу сказать без обиняков, учитывая все привходящие обстоятельства, что это дешево. Можно ли сказать, что сон в номерах у миссис Ским - товар худший, нежели сон в клэрендонской гостинице? Поскольку я одинаково хорошо сплю и тут и там, для меня это равноценный товар. Так зачем же мне тащиться в Клэрендон?

Вы скажете: а завтрак?

Хорошо. Завтрак. У миссис Ским я не получу тех деликатесов, которые я мог бы иметь в Клэрендоне. Допустим. А если я их не хочу! Мое мнение такое, что человек - не животное, не весь в плотском. Ему дан интеллект. Если он слишком сытным завтраком этот интеллект заслонит, как же ему впоследствии, днем, употребить свой интеллект на размышления относительно обеда? Вот ведь в чем дело! Мы не должны закабалять свою душу. Она должна парить. Так уж положено.

Завтрак у миссис Ским вполне сытный (хлеб с маслом в неограниченном количестве; мясо, правда, порционно) и вместе с тем не слишком обильный. Таким образом природные способности мои не притупляются, и я могу целиком направить их на упомянутую уже мною цель; к тому же я могу себе сказать: "Ну, вот, Сноуди, ты сегодня сэкономил шесть... восемь... десять - целых пятнадцать шиллингов! Что бы ты хотел сегодня скушать на обед? Заказывай, Сноуди, не скромничай, ты заслужил награду".

За одно я ругаю Лондон - это за то, что он сделался штаб-квартирой самых радикальных воззрений, какие только водятся в Англии. Я считаю, что в этом городе очень много опасных людей. Я считаю, что этот журнал (я имею в виду "Домашнее чтение") - издание чрезвычайно опасное, и пишу эту свою статью с тем, чтобы обезвредить его действие. Мое политическое кредо - пусть нам будем хорошо. Нам ведь и так хорошо. Мне по крайней мере очень хорошо. И оставьте нас в покое, пожалуйста!

Все люди - братья, и мне кажется, что просто не по-христиански, в конце концов, говорить своему брату, что он не развит, унижен, грязен и тому подобное. Это и невежливо и неблагородно. Вот вы мне подсказываете, что я должен любить своего брата. А я отвечаю: "Я его и люблю". Уверяю вас, я всегда готов сказать своему брату: "Вот что, любезный, я к тебе весьма благоволю, а ты отправляйся с богом.