Хикки задумался. По большому счету он мало чем рисковал. Даже если Ной решил устроить ему такую глупую и примитивную ловушку, он ничего толком не добьется. Ирэн мгновенно устроит шум, а расстроенные нервы Этерлена подтолкнут его на контакт с Дедом. Много времени на все это не потребуется. Может статься, в камере он успеет только пообедать…

    – Ну, ладно, – решительно кивнул Хикки, – когда? Сейчас?

    – Хик, не валяй дурака, – угрожающе начал Этерлен, но тот раздраженно махнул рукой:

    – Пол, можно я сам буду вытирать себе задницу? Ты лучше свяжись с Ирэн и передай ей, чтобы она готовила адвокатов и выдвигалась с ними под двери полицейского управления. Если что – пусть идут в атаку. Денег на внесение залога у нее хватит в любом случае.

    Этерлен стиснул губы и покачал головой. По его глазам Хикки видел, что он готов взорваться.

    – Если случится это самое “что”, – мрачно заявил он, – я сам пойду в атаку. Без всяких адвокатов.

    Минуту спустя Хикки занял место в салоне полицейского коптера. Машина поднялась в воздух. Хикки поглядел в иллюминатор и увидел, как Этерлен, яростно размахивая руками, орет что-то Лоссбергу, высунувшемуся из кабины катера.

    – Никогда больше не говорите с генералом Этерленом в таком тоне, – сказал Хикки комиссару Малич. – У него не в порядке нервы, это понимать надо. Да и вообще, он вам не мальчик. Он, черт возьми, боевой генерал, находящийся, что называется, “при исполнении служебного долга”, и полномочия у него сейчас – беспрецедентные.

    – Разве я сказала что-то не то? – изумилась в ответ Леа.

    – То, все то… только не надо с таким напором. Я понимаю, что за годы работы с преступниками у вас выработалась профессиональная привычка говорить с нажимом, но надо же понимать, как с кем разговаривать. Ему ваши привычки – до фонаря. У него есть своя привычка – он сперва стреляет, а потом уже спрашивает: “Кто там?” Вам понятно?

    Он замолчал, недовольный собой. С одной стороны, ему и самому не слишком-то понравилась сегодняшняя манера Леа вести разговор, с другой стороны, ему не хотелось одергивать эту симпатичную женщину с такими молодыми глазами. Тем более учитывая тот факт, что она была намного старше его самого. Но брезгливое недоверие к полиции, переросшее сейчас в отвращение, оказалось сильнее.

    Комиссар, похоже, разобралась в его мотивации. Она ободряюще стиснула его ладонь своими сильными пальцами и улыбнулась.

    – Я больше не буду, ладно?

    Это прозвучало настолько по-детски, что Хикки не удержался от ответной улыбки.

    – Забыли… – сказал он. – Просто я не люблю Циммермана.

    – А я?

    Шеф полиции самолично распахнул перед ним дверь своего рабочего кабинета. Хикки не удостоил его рукопожатием. Почти весь полет он был погружен в психотренинг и теперь мало походил на самого себя. В кабинет Циммермана вошел прямой, как меч, человек с высокомерно поджатыми губами и преисполненным холодного бешенства взглядом. Не дожидаясь приглашения, Хикки уселся в кресло возле окна – причем уселся так, чтобы шефу было хорошо видно, что из-под плеч гостя торчат две рукоятки мощных излучателей, – и достал сигару.