– Я очень рад, что вы нашли время навестить меня, – на Циммермана спектакль определенно произвел впечатление. – Я хотел бы сказать вам несколько слов…

    Хикки поднял на него свои голубые глаза, в которых сейчас мелькали искорки непритворной ярости, и неторопливо кивнул. Он знал – рот ему раскрывать еще рано.

    – Я впервые оказываюсь в такой ситуации, – шеф полиции сел за стол и нервно потер руки. – Меня еще никогда не таскали за шкирку, как нагадившего щенка… Мне пятьдесят лет, – неожиданно заявил он, поднимая взгляд на по-прежнему непроницаемого Хикки, – и я всегда считал, что делаю то, что должен делать. Мне часто мешали… но еще никогда со мной не было такого.

    – Вероятно, вам напомнили, что шеф полиции тоже обязан подчиняться имперским законам? – перебил его Хикки, теряясь в догадках, о чем он блажит.

    На щекастой физиономии Циммермана вдруг появилась краска. Он выпрыгнул из-за стола и забегал по огромному кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Хикки казалось, что узкие глазки шефа сейчас вылезут из орбит. Ему это нравилось, даже очень. Можно сказать, он наслаждался происходящим, но до сих пор не понимал, кто же подарил ему билет на такое чудное действо. Неужели люди из “ИТ” сумели найти нечто такое, от чего самовлюбленный невротик Ной запрыгал, как резиновый? Хикки уже много раз говорили, что у нового шефа полиции не все в порядке с самооценкой – попросту говоря, она у него находится на столь высоком уровне, что иногда у его сотрудников появлялось ощущение, будто они имеют дело с избалованным ребенком. Теперь он наблюдал все это воочию.

    – Я, мастер Махтхольф, не лейтенант какой-нибудь, – признался шеф, немного придя в себя. – И я не могу позволить, чтобы меня, криминаль-комиссара территории Портленд, совали носом в дерьмо! И из-за чего?

    – Да перестаньте вы скакать, – снова перебил его Хикки. – Прямо как мячик на веревочке… Из-за чего? Вы не знаете, мастер криминаль-комиссар? Может быть, это я должен вам сообщить?

    Циммерман утих. Он молчал минуты три – у Хикки даже появилось желание уйти отсюда, но тут шеф заговорил – голосом очень обиженного ребенка.

    – Давайте заключим с вами мировую, – произнес он. – Я не хочу ссориться с вашей Конторой…

    – А вы думали, что можете?

    – Нет… будем считать, что я вообще ни о чем не думал. Не думал, не думал, не думал! – заверещал шеф, срываясь в истерику. – Дьявол, давно со мной такого не было.

    Хикки готов был броситься в пляс прямо здесь, в кабинете глубоко противного ему ублюдка. Теперь ему все было ясно. Теперь он понимал, что случилось самое неожиданное – за него вдруг вступился сам Дед.

    – Продолжайте в том же духе, – посоветовал Хикки, – и с вами еще и не то случится.

    – Да, черт возьми, мне уже объяснили. Достаточно!!! Мне еще никогда не обещали пристрелить меня в собственном кабинете, как… как бешеную собаку.

    Нет, решил Хикки, разговаривал с ним, конечно же, не сам Дедуля. Старик не употребляет таких выражений. Если он считает, что с человеком не следует церемониться, то гнет таким матом, что уши в трубочки заворачиваются.