— Только пришла. Вся заплаканная...
Выйдя из почтового отделения, Виктор нерешительно остановился возле поджидавшей его машины, потом, нагнувшись, сказал шоферу:
— Давай, Степа, езжай. Я тут задержусь, пожалуй.
— Сам велел тебя ждать,— ответил шофер.
— Езжай, езжай, долго ждать придется.
— Ну, как знаешь.— И шофер завел мотор/—Счастливо тогда.
Машина уехала.
Виктор с минуту еще постоял у края тротуара, соображая, в какую сторону идти. Дом, в котором жили Фирсовы, был где-то совсем рядом.
Дверь открыла высокая худая женщина.
— Можно видеть Анну Ивановну? — спросил Виктор.
— Я это,— сухо ответила женщина.— Чего вам?
— Поговорить с вами надо. Разрешите?
На худом, утомленном лице ее отразилось недовольство.
— Некогда мне разговоры разговаривать.
— Я из милиции. И разговор у меня серьезный.
— Только и знаете, что разговаривать,— хмуро ответила она и, насторожившись, добавила: — Проходите уж.
Виктора не удивила такая встреча, он был готов к этому и молча проследовал за женщиной по длинному, заставленному коридору с вешалками у каждой из дверей.
В небольшой, скромно обставленной комнате было чисто и даже уютно. Вокруг стола видны были четыре спинки вплотную придвинутых стульев.
Анна Ивановна отодвинула один из них и сдержанно сказала:
— Садитесь, раз так.
— Як вам насчет Гены,— сказал Виктор и, оглядевшись, спросил: — У вас закурить можно?
— Курите.
— Дело вот в чем, Анна Ивановна,— начал Виктор.— Мы арестовали одного человека. Очень опасного человека. Он знает, что случилось с Геной.
На хмуром лице женщины что-то дрогнуло, но она. поджав губы, смолчала, только крепче сцепила руки на коленях.
— Знает,— повторил Виктор.— Но не хочет говорить.
Он вдруг почувствовал усталость от этого первого напряженного дня, даже ощутил легкое покалывание в боку, там, где была рана, и, невольно поморщившись, прижал к ней локоть.
Женщина молчала, только в настороженных глазах ее мелькнуло что-то похожее на сочувствие.
— Я вам скажу, что было, Анна Ивановна, вам это надо знать,— продолжал Виктор.— Дело в том, что тот человек подбил нескольких пареньков, в том числе и вашего Гену, совершить кражу. Они должны были продолбить стену какого-то магазина, наверное. Но Гена на второй вечер отказался долбить. Первым отказался, нашел в себе смелость отказаться, хотя и знал, что ему за это грозит. И тот человек (его кличка — Гусиная Лапа) решил расправиться с ним, отомстить.
Виктор снова заметил, как женщина вздрогнула при его последних словах, напряглась и как будто хотела сказать что-то, но не сказала. Сейчас она не казалась уже такой отчужденной, она уже не скрывала своего волнения, она только не могла еще решиться на что-то.
— Того человека мы арестовали. Это было нелегкое дело, между прочим. Сейчас, если бы Гена был здесь, ему ничего не грозило.
— Жив он,— вдруг тихо произнесла Анна Ивановна и, закрыв лицо передником, заплакала.— Жив,— повторила она сквозь слезы.
— Почему вы так думаете? — спросил Виктор.— Он вам написал, да?
Женщина отняла передник от лица и удивленно посмотрела на Виктора.
— Выходит, вы знаете?
— Догадываюсь,— улыбнулся Виктор.
— Написал,— подтвердила она.— Но только... не пойму я ничего там.— Она задумчиво прикусила зубами согнутый палец и, помедлив, добавила: — И где он, тоже не пишет. Но только жив. Жив. Его рука ведь.
— Анна Ивановна,— мягко сказал Виктор.— Можно мне на это письмо взглянуть? Может, я пойму. |