Она чувствовала, что совершенно не подготовлена к разговору с бывшим мужем.

К тому же у нее опять успела разболеться голова. К счастью, Клэр прихватила с собой аспирин, который лежал где-то здесь же, почти под рукой. Возможно, именно поэтому она, как и Люк, с особой остротой почувствовала сейчас, что находится в чужой комнате.

Она представила себе, как Люк лежит в постели. Этот его взгляд – проверяющий, оценивающий ее.

Мамочка, я люблю тебя. И одновременно ненавижу.

Ну, я пошутил.

Проблема заключалась как раз в том, что на самом деле он вовсе не шутил. По крайней мере, в его словах было гораздо меньше от шутки, чем он сам себе это представлял.

Разумеется, он любил ее. И в то же время отчасти ненавидел. Ведь с его точки зрения именно на ней должна была лежать по меньшей мере половина ответственности за то, что у них теперь не было полноценной семьи. А поскольку в доме осталась именно она, а Стивена не было, эта ее половина с особой силой и раздражала сейчас мальчика. Бывали времена, когда он надолго выбрасывал из головы Стивена, тогда как забыть собственную мать ему было намного труднее. День за днем она одним своим присутствием напоминала ему о том, что их семья почему-то не удалась, и, машинально продлевая ту же логическую цепочку, что не удался и он сам – не смог стать достаточно прочным связующим звеном, чтобы удержать родителей друг с другом, и в конечном смысле был лишен достаточных сил, чтобы оказывать влияние на собственное будущее. Таким образом для него самого она являлась всего лишь живым воплощением ущербности.

И все же он, на радость им обоим, по-настоящему любил ее. Клэр где-то читала, что даже дети из полноценных и счастливых семей в этом возрасте очень сильно тянутся к матерям, становятся особенно требовательными к ним. Постоянное внимание, постоянные беседы,постоянное ожидание одобрения.

Он, словно привидение, преследовалее. И одновременно с этим сопротивлялся ей.

Она встала с кровати и достала из бокового кармашка чемодана коробочку с аспирином. Уж лучше бы на его месте оказалось какое-то снотворное, – подумала Клэр. Аспирин показался ей горьким и неприятно шероховатым.

Имея дело с Люком, следовало в любой момент ожидать безудержной вспышки его гнева, который мог прорваться наружу подобно внезапно налетевшему урагану.

Через несколько недель после своего дня рождения он захотел, чтобы она купила ему в «К-Мартс» какую-нибудь новую Черепашку для пополнения коллекции, хотя в те дни Клэр буквально наскребала последние гроши, чтобы рассчитаться с бакалейщиком. Да и потом, день рождения уже прошел, и он, кстати, получил на нем массу подарков. Поэтому она ответила ему отказом. Боже, какой тогда поднялся шум, как он бегал и кричал, что она, дескать, не любит его, что ей безразлично, счастливо ему живется или нет. Люк тогда неистовствовал как безумный, и даже после того, как Клэр все же удалось утихомирить его и немного успокоиться самой, в глубине ее души все же осталась боль оттого, что у него вообще могла возникнуть подобная мысль.

Впрочем, таким его сделала отнюдь не она, а Стивен. Она всегда интуитивно чувствовала, когда поступала правильно, а когда допускала ошибку. Вот и в подобных вещах она тоже делала все от нее зависящее, чтобы у них хоть как-то наладилась жизнь.

Впрочем, не было в этом вины и самого Люка, хотя ему тоже частенько приходилось страдать.

Взять хотя бы то, как он постоянно ходил – чуть сгорбившись, всегда устремив взгляд себе под ноги, нахмурившись. Или эта его манера заискивать, искать расположения чуть ли не самого мерзкого приятеля по школе, – а ведь у некоторых из них действительно были проблемы, причем весьма серьезные, сопряженные с жестокостью и прочими подобными вещами.

Все это, конечно же, лишь усугубляло положение ребенка, которому в последнее время и так несладко жилось.

Еще больше делало из него жертву обстоятельств.