– Все началось, когда немцы оккупировали Голландию и пришли в наш город. Бабушке было восемнадцать лет, когда она познакомилась с молодым немецким офицером. Она долго сопротивлялась ухаживаниям, но все равно попала под его обаяние. В конце войны родился мой отец. После того как нас освободили американцы и англичане, немцы эвакуировались к себе в рейх. Связь между родителями прервалась. Первое время бабушку третировали как «немецкую подстилку», но со временем все успокоилось. Про деда не было никаких вестей. Однако бабушка ждала, хотя предложения от других мужчин поступали регулярно. Дед был жив, но ему пришлось довольно тяжело. На работу бывших офицеров вермахта брали неохотно. Все изменилось, когда он женился. Тесть по своим связям помог ему устроиться на хорошую работу. Дед правдиво рассказал жене о сыне и бабушке, ведь он думал, что у нее сложилась новая семья. Новая жена разрешила ему повидать сына, тем более что своих детей у них не было. Через несколько лет дед снова появился на пороге дома бабушки.

Павел чувствовал, что засыпает. Головная боль стала утихать. Видимо, хозяйка дала ему вместе с обезболивающим еще и снотворное. Реальность расплывалась. Вместо Инги перед глазами появилась Света. Сквозь дрему он спросил:

– Она простила его, Света?

– Конечно. Дедушка регулярно приезжал, помогал. Он очень хотел, чтобы сын получил образование в Германии. Но бабушка была против.

Сонливость накатывалась волнами. Он даже не удивлялся, почему Света говорит с ним на немецком.

– Папа учился с мамой в одной школе. Вместе они пошли учиться в наш университет. Только папа на физический, а мама на медицинский.

– Значит, мама у тебя врач?

– Мама умерла шесть лет назад. Еще раньше дед нашел папе очень хорошее место на крупной фирме в Германии. Здесь, в Голландии, у отца таких возможностей не было, и он уехал. Теперь он, как раньше дед, регулярно приезжает навещать меня и бабушку. Бабушка живет недалеко, и мы с ней часто видимся.

Проснулся Павел уже вечером от грохота, вернее от грохота в виде современной музыки, включенной на всю мощь. Головокружение и боль прошли, самочувствие улучшилось. Настроение было бодрое, значит, пора разбираться в ситуации, да и аппетит не на шутку разыгрался.

Внизу роилась молодежь. Из еды были только напитки. В основном общались на родном языке, но, когда подходил Павел, переходили на немецкий. Все уже знали историю его появления здесь и считали его немцем, сразу окрестив гостя Питером. Он не возражал.

Позднее Павел прибился к двум колоритным юношам, которые яростно спорили, не стесняясь в выражениях. Одного стажер обозначил как «Хиппи» – за длинные волосы, очки-велосипеды и неряшливый вид, другого как «Мопед». На нем были кожаные штаны и такая же жилетка на голое тело, а на голове петушиный гребень. Один был фанатом группы «Битлз», другой громко защищал какой-то «металл», причем тяжелый.

Фауст внимательно вслушивался в молодежный сленг, в акценты, запоминал жаргон, старался разобраться во взглядах и мнениях европейской молодежи. От новизны впечатлений, а может, от голода, или так давала о себе знать травма, голова ближе к полуночи загудела с новой силой, и он отправился спать.

Утром оказалось, что он встал первым. Появилась возможность осмотреть дом. Все везде было открыто, кроме одной двери на первом этаже. Стажер думал, что после вчерашнего здесь будет полный разгром, оказалось нет. В комнатах был относительный порядок. Очевидно, это было одним из условий хозяйки для гостей. Бо́льшая часть из них ушла, но кое-кто не смог и прикорнул прямо тут. На кухне с едой было не очень. Павел нашел картошку и на скорую руку соорудил жерехи, запивая ее холодным молоком. Скоро появилась заспанная хозяйка.