Тумбочка сдвинулась и ударила зеркало в нижний край рамы. Оно дрогнуло, поехало вкривь — и лопнуло! Неровная трещина разделила толстенное зеркальное стекло на две части, верхнюю и нижнюю. Верхняя выскочила из рамы, и если бы бандит не успел вовремя вывернуться, рубанула бы ему по шее. Он, побледнев, смотрел, как острый край куска зеркала обрушился на поверхность тумбочки, просвистев мимо его головы, будто нож гильотины… Моя мать, добрая душа, уже тащила из домашней аптечки бинты, вату и перекись водорода, чтобы обработать рану первого бандита. Он протянул ей руку, и она стала бинтовать ему запястье, а он скрипел зубами, то ли от боли, то ли от ярости.
Второй бандит медленно переводил дух.
— Ни хрена себе… — пробормотал он.
Убедившись, что запястье раненого перебинтовано, я сказал:
— Уходите.
Они молча вышли из дома, я пошел за ними вслед. Возле калитки раненый обернулся и процедил:
— Мы еще вернемся.
— Нет, — сказал я. — Вы никогда не вернетесь. Стекло вас не хочет. Я так понимаю, оно не убило вас только потому, что не хотело доставлять нам лишние неприятности — зачем нам в доме трупы? Но вне нашего дома оно может вас убить. Вы хотите, чтобы у вас лопнуло лобовое стекло машины и осколки вас иссекли? — бандиты ошарашено таращились на меня, а я добавил. Поверьте, я знаю, о чем говорю.
Они не сказали больше ни слова, сели в машину и уехали. Я посмотрел, как они отъезжают, и вернулся в дом.
Мама полулежала на диване смертельно белая, прижав руку к сердцу.
— Мама, что с тобой?.. — рванулся я к ней.
— Ой, сыночек, перенервничала, сердце схватило… Дай мне валидол.
Я достал валидол, а мама виновато говорила:
— Ох, и напугалась я. И эти несколько часов с ними в машине, когда они меня схватили… Но я не называла им адрес, неужели ты думаешь, я бы допустила, чтобы они с тобой дурное сделали? Да в жизни бы не выдала, хоть под пытками! Они сами знали адрес. Знали, куда ехать…
— Ой, мама, — сказал я, протягивая ей таблетку валидола, — даже если бы ты и назвала адрес — велика беда! Лучше назвала бы, чем мне потом знать, что тебя обидели… Все кончилось, не переживай.
— И это стекло… — пробормотала она. — Это стекло… Неужто и взаправду?
Я видел, что и после валидола ей не становится лучше.
— Мама, ты лежи, не двигайся, — сказал я. — Я сбегаю, «скорую» вызову.
Я выскочил из дому и побежал к ближайшему телефону-автомату. Он был сломан, даже трубка выдрана. Пришлось пробежать еще улицу. К счастью, следующий телефон-автомат оказался в порядке. Я вызвал «скорую» и бегом вернулся домой.
Мама выглядела еще хуже. Я дал ей еще одну таблетку, а она слабым движением руки показала, чтобы я сел рядом.
— Мне нужно рассказать тебе кое-что… — Голос ее едва звучал. — Только сперва… Вон там… — Она слабо улыбнулась. — В подкладке пальто… Деньги… Денег-то они не забрали… Торопились, видно, большой куш сорвать, ан вон как оно обернулось-то… Ты деньги сразу прибери…
Я достал деньги из потайного кармана маминого пальто и спрятал их в нижнем отделении бельевого шкафа, как обычно. Потом она опять заговорила.
— Вот так. Теперь на душе спокойней. Неровен час, не увидимся больше, как в больницу меня увезут — деньги и сгинули бы. А теперь слушай, что тебе надо узнать.
Я воспроизведу мамин рассказ в «очищенном» виде, опустив паузы и повторы, которыми он изобиловал.
— Ребенок ты у нас поздний. |