Мы добрались до Ле-Мана среди дня, однако из-за ненастной погоды было почти темно, и на мосту через Гуин нас остановил патруль.

Часовые подошли, чтобы проверить наши паспорта, и я увидела, что это были не гвардейцы, а обыкновенные горожане с повязками на рукаве, вооруженные мушкетами. Я узнала начальника – он был клиентом Пьера, – а он, увидев меня, махнул рукой своим подчиненным и сам подошел к шарабану.

– Гражданка Дюваль! – с удивлением воскликнул он. – Что, скажите на милость, вы здесь делаете в такое время?

– Я приехала к брату, – объяснила я ему. – Все это время, вот уже несколько недель, мы очень беспокоимся о нем и его семье, вы и сами должны это понять. А теперь, когда самое страшное уже позади, я при первой возможности приехала его навестить.

Часовой уставился на меня во все глаза, считая, вероятно, что я не в своем уме.

– Позади? – повторил он. – Да разве вы не слышали, что произошло?

– А что такое? В чем дело?

– Вандейцы снова захватили Флеш и вполне могут завтра оказаться в Ле-Мане, – сказал он. – Их чуть ли не восемьдесят тысяч, и они обезумели от голода и болезней. Они рвутся на восток, собираются захватить Париж. Почти весь наш гарнизон двинулся отсюда на юг, чтобы попытаться их остановить, но надежды на это мало, ведь наших всего полторы тысячи против целой огромной армии.

Мне казалось, что бледность, покрывавшая его лицо, вызвана ветром, но теперь я поняла, что это еще и от страха.

– Но нам говорили, что под Анжером была одержана победа, – сказала я упавшим голосом. – Что же нам теперь делать? Мы уже полдня находимся в пути, едем от самого Плесси-Дорена, а ведь уже становится темно.

– Возвращайтесь назад, это будет самое разумное, – сказал часовой, – или переночуйте на какой-нибудь ферме.

Я посмотрела на Марселя. Бедняга был так же бледен, как и все остальные.

– Лошадь не выдержит еще такого же расстояния, – сказала я, – а ночевать нас никто не пустит, после таких-то новостей. По всей округе двери будут крепко заперты.

Гражданин Рожер – я вдруг вспомнила его фамилию – смотрел на меня с сочувствием, со шляпы его струилась вода.

– Не берусь вам советовать, – сказал он. – Я, слава богу, не женат, но если бы у меня была жена, я бы ни за что не позволил ей ехать в город, над которым нависла такая опасность.

Я была наказана за свое упрямство. Какое легкомыслие – уехать из Шен-Бидо, не дождавшись, пока ситуация прояснится.

– Если эти разбойники действительно близко, – сказала я, – я предпочитаю встретиться с ними в Ле-Мане, вместе с братом, а не в чистом поле, под кустом.

Клиент Пьера вернул мне паспорт и пожал плечами.

– В Ле-Мане вы брата не найдете, – отозвался он. – Гражданин Бюссон дю Шарм наверняка уехал вместе с Национальной гвардией защищать дорогу на Флеш. Приказ им был отдан в полдень, тогда же, когда и нам.

Нет, возвращаться было невозможно. Унылые поля за Гуином, откуда мы только что приехали, серые и мрачные под потоками дождя в надвигающихся сумерках, заставили меня решиться. Не говоря уже о лошади, которая понуро стояла между своими оглоблями.

– Придется нам рискнуть, гражданин, – сказала я мсье Рожеру. – Желаю удачи вам и вашим людям.

Он поднес руку к козырьку и помахал нам рукой, и мы въехали в замерший город, в котором все окна были закрыты, а на улицах не было ни души. В гостинице, где мы обычно кормили лошадей, дверь была забаррикадирована, как и во всех остальных домах, и нам пришлось долго стучать, прежде чем хозяин вышел к нам, думая, что это патруль.