– Вы правы – именно таким он и был. По сравнению с ним, все мы просто молокососы. А что касается вашего вопроса: да, я действительно предлагаю свои услуги компаниям и частным лицам, если у них возникают необычные проблемы. Мы смогли разобраться уже в двух уникальных случаях, причем, к полному удовлетворению всех сторон. А сейчас работаем над еще одним. Если у вас имеются проблемы, я охотно помогу вам с ними разобраться.

– Нет-нет, премного благодарен, – Валленберг пренебрежительно махнул рукой. – Мои сотрудники прекрасно справляются со всеми делами. Кстати, я нахожу возмутительным тот факт, что нам приходится сидеть за одним столом с чернокожей осо…

Закончить декану математического факультета не удалось. Он привстал со стула и вытаращил глаза, хватая ртом воздух, словно подавился рыбьей костью.

– Господин декан? – Гертруда Беллхайм озабоченно взглянула на гостя. – С вами все в порядке?

– Я… – Валленберг вновь рухнул на стул, не в силах произнести ни слова.

Оскар украдкой взглянул на Элизу. Гаитянка не спускала с толстяка своих загадочных темных глаз, что-то шепча при этом и касаясь пальцами своего амулета.

Валленберг все-таки попытался закончить свою мысль, но лишь растерянно покачал головой.

– Кажется, я забыл, что хотел сказать…

– Вы, должно быть, выпили лишнего, – заметил Гумбольдт. – При вашем высоком давлении это не слишком полезно.

– Возможно, вы правы, – Валленберг налил в стакан воды и жадно выпил. – Мне уже гораздо лучше, – добавил он, отдышавшись. – Спасибо. Прошу меня извинить, если я позволил себе грубость. Я, собственно, хотел сказать, что желаю вам удачи в ваших начинаниях и всегда готов снова видеть вас на службе в университете.

– Всем сердцем присоединяюсь к вашим словам! – воскликнула госпожа Беллхайм, удивленная, что беседа приобрела столь неожиданный оборот. Как и все присутствующие, она опасалась, что разговор двух ученых закончится совсем иначе. – А теперь я предлагаю всем оставить в покое стол и выпить по стакану пунша в салоне. Там вас ожидают музыка и танцы.

Она поднялась и хлопнула в ладоши. Прислуга помогла гостям встать – и весьма своевременно, так как некоторые из приглашенных едва ли смогли бы обойтись без помощи.

Когда столовая почти опустела, Оскар спросил:

– Это твоих рук дело, Элиза?

– Что ты имеешь в виду?

Оскар кивнул на толстяка с бакенбардами, который как раз наполнял бокал пуншем.

– Ах, это, – гаитянка лукаво улыбнулась. – Маленькое колдовство. На моей родине такие вещи случаются сплошь и рядом.

– Ты удивительным образом все устроила, – шепнул Гумбольдт. – Кто знает, как повернулось бы дело, если бы этот кретин высказал все, что думает. – Он наклонился и поцеловал черные вьющиеся волосы на макушке Элизы. – Как настроение? Хочешь потанцевать?

– Я думала, ты никогда этого у меня не спросишь, – Элиза протянула руку своему близкому другу, и под звуки вальса они направились в соседнюю комнату.

10

Только в половине двенадцатого Оскар почувствовал усталость. Ему и в голову не приходило, что танцы могут доставить столько удовольствия. Танцором он был совсем неопытным, но Шарлотта оказалась снисходительной партнершей и не жаловалась, когда он наступал ей на ногу или сбивался с такта.

– Кажется, вы оба неплохо проводите время, – улыбнулась Элиза. – Смотрите, чтобы не закружилась голова.

– По-моему, Шарлотта вообще не знает усталости, – проговорил Оскар, отдуваясь.